Ознакомительная версия.
Слуги остались позади, у корабля, а я повела мать и отца через сад. Отец торжественно поздоровался с Нахтмином.
— Ну, рассказывай, что происходит в Фивах, — сказал он.
Я не стала слушать, о чем они говорят. Я это уже знала. А пока они беседовали на веранде за жареным гусем и вином с пряностями, мы с матерью сидели в саду. Мать посмотрела вниз, на Нил, мысленно сравнивая увиденное с Амарной.
— Здесь как-то красивее, — сказала она.
— Фивы старше. Здесь меньше показной пышности и спешки.
— Да. В Амарне все куда-то спешат, — согласилась она.
— А как там Нефертити? — спросила я, поднимая чашу.
Мать вздохнула:
— По-прежнему сильна.
«В смысле — по-прежнему честолюбива».
— А мои племянницы?
— Даже будь они дочерьми самой Исиды — их и то не баловали бы больше. Ни одна лошадь или колесница не достаточно хороши для них. — Мать прищелкнула языком.
— Это скверный способ учить их.
— Я говорила Нефертити об этом, но она меня не слушает. — Мать понизила голос, хотя здесь, в саду, ее никто не слышал, кроме меня. — Ты слышала про Миттани?
— Да. — Я прикрыла глаза. — И мы не послали солдат им на помощь, — предположила я.
— Ни единого человека, — прошептала мать. — Потому твой отец и приехал сюда, Мутноджмет.
Я выпрямилась.
— Разве он приехал не затем, чтобы повидаться со мной?
— Конечно, за этим, — быстро произнесла мать. — Но еще и затем, чтобы поговорить с Нахтмином. Народ видит в нем героя, и он для нас — ценный союзник. Ты мудро поступила, выбрав его в мужья.
— Потому что теперь он может помочь нам? — с горечью спросила я.
И тут же пожалела о своем тоне. Мать, ничуть не превосходившая меня ни в хитрости, ни в претенциозности, отшатнулась.
— Если царствование Эхнатона завершится крахом, он будет нужен Египту.
— А под Египтом ты понимаешь нашу семью.
Мать поставила чашу и, перегнувшись через стол, положила ладонь поверх моей.
— Это твоя судьба, Мутноджмет. Путь к трону Гора был проложен задолго до твоего рождения и рождения Нефертити. Это было судьбой вашей бабушки, и матери бабушки, и матери ее матери. Ты можешь принять ее или опуститься вниз и измотать себя во всеобщей гонке.
Я подумала об отце: как он сидит сейчас на веранде с Нахтмином, интригует, плетет свою паутину, чтобы опутать нас и привести обратно в Амарну.
— Нефертити всегда будет царицей, — продолжала мать. — Но ей нужен — сын. Ей нужен наследник, чтобы быть уверенной, что Небнефер никогда не будет править Египтом.
— Но у нее лишь царевны.
— Надежда еще есть, — произнесла мать, и что-то в ее тоне заставило меня податься вперед.
— Она…
Мать кивнула.
— Через три месяца после рождения Анхесенпаатон?
У меня задрожали губы. На этот раз наверняка будет мальчик, о Небнефере все позабудут, и наша семья будет в безопасности. Так значит, Нефертити беременна четвертым ребенком. Четвертым.
— Ох, Мутноджмет! Не плачь…
Мать обняла меня.
— Я не плачу, — отозвалась я, но слезы потекли сильнее, и я уткнулась лицом ей в грудь. — Но ты не разочарована, мават? Не страдаешь оттого, что у тебя никогда не будет внука?
— Тсс! — Она погладила меня по голове. — Мне безразлично, сколько у тебя будет детей, один или десять.
— Но у меня нет ни одного! — вскрикнула я. — Разве Нахтмин не заслужил ребенка?
— Это в воле богов, — решительно произнесла мать. — И заслуги тут ни при чем.
Я вытерла слезы. Нахтмин с отцом вышли в сад; оба они были мрачны.
— Сегодня вечером мы встречаемся с бывшими жрецами Амона, — сообщил отец.
— У меня в доме?! — воскликнула я.
— Мутноджмет, Миттани сожжена дотла, — сказал Нахтмин.
Я в ужасе посмотрела на отца.
— Но не следует ли тебе, в таком случае, быть в Амарне? Царь Миттани будет просить солдат. Уж теперь-то наверняка…
— Нет. Сейчас мне лучше быть здесь и заняться планами, на которые в Амарне может не оказаться времени.
Я вздрогнула.
— А Нефертити знает, что ты делаешь?
— Она знает то, что хочет знать.
Следующим вечером, когда в небе висел тонкий серпик луны, слуги родителей перенесли длинный стол из кухни на середину крытой веранды. Ипу застелила его красивой скатертью и достала наше лучшее вино, развела огонь в жаровнях и бросила на угли палочки корицы. Я надела свой лучший парик и серьги, а Нахтмин отправился к подножию нашего холма, покараулить. Затем начали появляться люди в плащах с надвинутыми капюшонами и в позолоченных сандалиях: я с детства привыкла слышать имена этих людей, произносимые с величайшим почтением. Их лысые головы блестели в свете масляных ламп. Они бесшумно входили в дверь и обращались к Ипу с почтительным приветствием от имени Амона.
— Сколько будет мужчин? — спросила я у отца.
— Около пяти десятков, — ответил он.
— А женщин?
— Восемь-девять. Большинство наших сегодняшних гостей были прежде жрецами Амона. Они — влиятельные люди, — многозначительно произнес отец, — и они до сих пор поклоняются богу в тайных святилищах.
Никакого официального приветствия не было. Когда отец решил, что все в сборе, он выскользнул в темноту, за Нахтмином, потом вернулся. Он уселся на подушку, скрестив ноги, и объявил:
— Меня здесь знают все, я — визирь Эйе. Бывшего военачальника Нахтмина вы тоже знаете.
Мой муж коротко поклонился.
— Моя жена.
Мать мягко улыбнулась.
— И моя дочь, госпожа Мутноджмет.
Шестьдесят безмолвных лиц повернулись ко мне, глядя мне в глаза в трепещущем свете ламп. Я склонила голову, тяжелую и нескладную из-за парика. Я знала, что они сравнивают меня с Нефертити: мою темную кожу с ее светлой, мои простые черты с ее чеканными.
— Все мы знаем, что Миттани подверглась нападению, — продолжал тем временем отец. — Хетты перешли через Евфрат и захватили Халеб, Мукиш, Нию, Ахарати, Апину и Катну.
Присутствующие зашевелились.
— Но фараон Эхнатон уповает на договор, который он подписал с хеттским царем.
Веранду заполнили негодующие голоса.
— Вы говорили о мятеже, — обратился Нахтмин к людям, взирающим на моего отца с тревогой, — и визирь Эйе на нашей стороне. Он хочет сражаться с хеттами, он хочет освободить военачальника Хоремхеба из тюрьмы, он хочет вернуться к великому богу Амону — но сейчас не, время для мятежа.
Присутствующие неодобрительно загудели, гневно вскинув бритые головы.
— Я не желаю быть фараоном, а моя жена не желает быть царицей.
— Тогда возведите на трон Эйе! — громко заявил один из жрецов.
Ознакомительная версия.
