– Скрипнули ворота, и, если не ошибаюсь, прибыли остальные.
Глаза ее расширились.
– Мой брат?
Он кивнул и пересек комнату, чтобы поднять ее одежду. Подав ей, сказал:
– Тебе лучше одеться и вернуться к себе.
Не хватало ему только еще больше осложнить свои отношения с Сазерлендом. Они и так хуже некуда.
Уильяму Сазерленду потребовалась неделя, чтобы принять правду, но у него было только несколько дней, чтобы решить, что с этим делать.
Мюриел может быть счастлива без него, но он никогда не будет счастлив без нее. Счастье не должно было играть в его жизни такую важную роль и, может, и не играло бы, если б он не встретил ее. Но он встретил и познал и счастье, и, как неизбежное следствие, несчастье.
Без первого он еще мог бы существовать, но не может продолжать находиться в бесконечном состоянии последнего.
Осознание, что она для него важнее всего на свете и что он заставил ее ненавидеть его, пугало до смерти. Он был настолько ослеплен страхом потерять ее, что не соображал, что делает. Иисусе, он чуть не овладел ею силой!
Он думал, что раз они вместе, все остальное не важно. Что малая толика любви лучше, чем ничего. Но он ошибся. Она заслуживает больше, чем половина жизни, чем та часть его, что он готов был ей отдать.
Она была права. Любовь без уважения – не любовь. Если он сделает ее своей любовницей, она будет думать, что недостойна большего. Как будто то, что сотворили с ней те подонки, сделало ее ущербной. Как он мог этого не понимать?
Его любви хватило, чтобы отпустить Мюриел, но достаточно ли он любит ее, чтобы вернуть? Он искал ответ в темных глубинах своего отчаяния. Как ему выполнить свой долг графа и быть с женщиной, которую он любит?
Но, быть может, он неправильно ставит вопрос. Возможно, надо спросить, как он сможет исполнять свой долг без нее?
Но нужен ли он еще ей?
Какой колючий сегодня ветер, думала Мюриел, спеша по узким переулкам Инвернесса. Стемнело час назад, и призрачная пелена тумана, спустившаяся на город вместе с ней, уже начинала сгущаться.
Это была ночь, от которой пробирал озноб даже самое храброе из сердец. Опасная ночь для одинокой женщины. Но она была не одна. Со времени ее возвращения в Инвернесс неделю назад лорд Генри каждый вечер провожал ее домой. Нет, не домой. Та комнатенка над сапожной мастерской никогда не будет домом. Она отогнала прочь приступ меланхолии и остановилась рядом со своим спутником.
– Вот мы и пришли, – проговорил он бодро. – В целости и сохранности.
Мюриел заглянула в его доброе лицо, освещенное мягким светом уличного факела, оставленного для нее сапожником. Лорд Генри – добрый человек. Умный, приятной наружности, прекрасный, опытный врач, у него впереди блестящее будущее. Он из тех мужчин, кто посвятил бы всю свою жизнь, пытаясь сделать ее счастливой. Она поступает глупо, что не дает ему шанса попробовать.
– Спасибо, – сказала она. – Я знаю, вам не по пути.
Он отмахнулся.
– Лишние несколько минут, не более. И я чувствую себя лучше, зная, что вы в безопасности. – Их глаза встретились, и Мюриел видела в них вопросы. Его нежные чувства к ней. Его обиду. Улыбка мужчины сникла. – Вы уверены, что не передумаете? Они, возможно, здесь старые, придирчивые и по-своему закоснелые, но зато вы делаете большие успехи. Во Франции легче не будет.
Во Франции будет много легче. Во Франции ей не придется удерживать себя от того, чтобы вернуться к нему. Во Франции не будет надежды. Во Франции она защитит себя от себя самой. Во Франции она исчезнет.
Она покачала головой.
– Я с детства мечтала о том, чтобы побывать на континенте. – Ложь легко срывалась с ее губ, ибо она сама уже почти поверила в нее. – Но если вы передумали насчет вашего предложения написать письмо своему другу в парижской гильдии, я пойму.
– Конечно же, нет. Им очень повезет, что вы окажетесь у них. – Он протянул руку, взял ее за подбородок и приподнял лицо к своему. Руки его были теплыми и сильными, но прикосновение не вызывало ничего… ни малейшей искорки. – Я не сдаюсь, Мюриел. Все оставшиеся дни до вашего отъезда я буду пытаться убедить вас изменить свое решение.
Она узнала выражение его глаз, и на мгновение ей показалось, что он поцелует ее. Но очевидно, он передумал, и ей не пришлось даже отстраняться.
Он отпустил ее подбородок.
– Спокойной ночи, Мюриел.
– Спокойной ночи, – ответила она, открыла дверь и проскользнула в дом. Девушка с облегчением прислонилась спиной к закрытой двери, радуясь, что наконец осталась одна.
Краем глаза она уловила промелькнувшую в свете свечи какую-то тень. Она вздрогнула, испуганно ойкнула, пока не узнала его.
Паника сменилась радостью. Предательской радостью. Сердце подпрыгнуло в груди, и ей пришлось силой вернуть его назад, в его холодный, твердый панцирь.
– Что ты здесь делаешь, Уилл? Кто тебя впустил?
Она остановилась. Ну конечно, его впустил сапожник. Кто ж откажет графу Сазерленду хоть в чем-то? Кроме нее. Ведь даже она собиралась принять его дьявольскую сделку. Каждую ночь она терзала себя воспоминаниями. Неужели это было бы так уж плохо? Они были бы вместе, разве это плохо?
Мюриел остановила себя. Это было бы ужасно. Она возненавидела бы и себя, и его.
– Кто был тот мужчина? – Он выступил из тени. Сердце Мюриел кольнуло. Он выглядел ужасно, словно не спал и не ел несколько дней. Словно прошедшие недели истерзали его так же, как и ее. – Кто он тебе? – пожелал знать он.
Мюриел рассердил его тон. Он напомнил ей о том, кто он есть. Властный, могущественный граф. Человек, не терпящий отказов.
Она ожидала гнева. Ожидала, что он схватит ее, станет требовать ответа. Но никак не ждала, что он внезапно весь как-то сникнет, проведет рукой по своим растрепанным волосам и посмотрит на нее так, словно она только что сообщила ему о смерти его лучшего друга.
– Ради Бога, скажи, что я не опоздал.
О чем он говорит?
– Не опоздал для чего?
– Убедить тебя вернуться со мной.
Она оцепенела от его слов.
Увидев ее реакцию, он чертыхнулся.
– Черт, я опять все порчу. – Он вновь пропустил волосы сквозь пальцы. Она никогда не видела его таким неуверенным и ощутила легкое беспокойство, но заставила себя подавить его. – Я нервничаю, когда ты стоишь. – Уилл? Нервничает? Глаза Мюриел расширились. Господи помилуй, да что с ним такое? Он указал на стул перед незажженной жаровней. – Пожалуйста, присядь.
