И они вместе с дивизионом легкой артиллерии продолжали свой путь к югу.
Осенние дожди не начинались до 7 октября, последнего дня, когда армия целый день была на марше, зато потом зарядили с такой силой, словно разверзлись небесные хляби. Ливень нещадно хлестал длинную вереницу беженцев и еще более длинную вереницу усталых, обтрепанных солдат, с трудом тащившихся по раскисшей дороге местами по колено в грязи. И французы подходили все ближе, появляясь иногда в пределах видимости дивизиона легкой артиллерии то справа, то слева от дороги.
Люди продолжали идти, ожидая позорного поражения.
А потом, когда они достигли Торриш-Ведраша, перед ними неожиданно возникли в горах мощные оборонительные линии, существование которых хранилось в самой строжайшей за всю историю войн тайне и которые даже вблизи можно было заметить не сразу. Каждая дорога, каждая горная тропа была непроходимой для противника. Орудия были спрятаны за земляными укрытиями, в каждой башне, в каждом старом замке; каждая высота была превращена в грозный редут. Были прокопаны траншеи, перекрыты и превращены в непроходимые болота ручьи, строения и деревья были снесены, чтобы приближающейся вражеской армии было негде укрыться.
Оборонительные сооружения тянулись от моря на западе до реки Тахо на востоке в виде трех концентрических окружностей. А британский военный флот стоял наготове и в море, и в русле реки.
Только когда батальоны были встречены на дороге и направлены на свои новые позиции, солдаты начали понимать, что ожидает их и что будет ожидать неприятеля, который буквально дышал им в спины. Только тогда глубокая депрессия сменилась эйфорией.
Когда подошла французская армия, насквозь промокшая под дождем, несчастная и голодная, потому что негде было взять продовольствия, а ее обоз с продовольствием остался где-то далеко позади, когда путь к отступлению был отрезан отважными борцами из «Орденанзы», поджидавшими их в горах, а путь вперед был наглухо перекрыт линиями обороны, Массена наконец понял, что его заманили в ловушку, что его советники ошиблись и дали ему неправильные рекомендации. И только тогда некоторые офицеры начали понимать, на чьей стороне в действительности находилась маркиза дас Минас.
Массене ничего не оставалось, как начать продолжительную осаду и ждать, не найдется ли какой-нибудь выход из создавшегося положения.
Дивизион легкой артиллерии прибыл в Торриш-Ведраш промокший, грязный и измотанный, но на долгий отдых пока нечего было надеяться. Им еще предстояло добраться до оборонительной позиции в Арруде, неподалеку от реки Тахо, а прежде чем продолжить путь, было разрешено несколько часов отдыха.
— Ну что ж, — улыбнулась капитану Блейку Жуана. — Не думаю, что мы могли бы сильнее, чем сейчас, промокнуть или испачкаться. Еще несколько миль уже не играют роли.
Однако Роберт находился в глубокой депрессии. Хотя он единственный из своих людей знал о существовании линий обороны и знал, что они направляются в безопасное место, он не мог испытывать радости, которую должен был чувствовать. Он, конечно, промок, вымазался в грязи и устал, но не физические неудобства угнетали его. Он давно уже привык спокойно переносить их. Нет, его подавленное настроение имело прямое отношение к прибытию в Торриш-Ведраш — пункт назначения, добраться до которого все хотели как можно скорее. Но Блейк не испытывал общей радости — он ожидал его с ужасом. Торриш-Ведраш символизировал конец земного рая, конец всего, для чего ему стоило жить.
Он боялся, что у него не хватит мужества сказать то, что пришлось сказать.
— Дальше ты не пойдешь, Жуана, — тихо сказал он, отведя ее в сторону от людей своей роты и жестом попросив лейтенанта Рида на время заменить его.
— Что такое ты говоришь? Я иду с тобой в Арруду, Роберт.
— Нет. — Он умышленно смотрел не на нее, а куда-то вдоль улицы, по которой они шли. — У тебя здесь есть друзья. Отсюда есть прямая дорога в Лиссабон. Здесь наши пути разойдутся, Жуана.
— Нет! — Она вырвалась из его рук и взглянула ему в лицо. — Мы не должны так расставаться, Роберт. Я пойду с тобой. Мы проведем вместе еще несколько ночей. И погляжу, где тебя расквартируют на зиму. Я уйду, когда сама сочту нужным. Скоро.
— Сейчас, — сказал он и, снова взяв ее за руку, повел дальше.
— Нет. Отпусти меня. — Она снова попыталась вырваться из его рук, но он не ослабил хватки. Тогда она пнула его в пах. Да так, что он выругался. — Как мы можем расстаться у всех на виду, не попрощавшись как следует? Неужели ты хочешь прощаться на улице? — Она оглянулась вокруг, поняв, что он ведет ее к дому ее друзей.
— В другом месте и в другое время нам будет не легче. Так что давай простимся сейчас, Жуана. Расстанемся навсегда. Иди к своим друзьям и забудь обо мне. Поезжай в Лиссабон и выходи замуж за своего полковника.
— Идиот! Варвар! Сукин сын! — шипела она сквозь стиснутые зубы, но он решительно тащил ее вдоль по улице. Чтобы не отставать от него, она почти бежала. — Не делай так, Роберт! Прошу тебя, я еще не готова. — В голосе ее была паника.
— Разве ты смогла бы приготовиться? — спросил он. — Если бы мы провели вместе еще ночь, зная, что завтра наступит конец, ты смогла бы наслаждаться ночью? И была бы готова попрощаться утром?
— Только не сейчас, — твердила она. — Только не сегодня, Роберт.
— Сегодня и сейчас, — резко сказал он, не рискуя смягчить тон, чтобы самому не поддаться панике. Они завернули за угол, и она увидела в конце улицы белый забор, окружавший домик ее друзей. — Так будет лучше, Жуана.
— Отпусти меня, — попросила вдруг она, перестав вырываться из его рук, и остановилась. Он отпустил ее руку и тоже остановился.
— Ладно, — сказала она неожиданно холодным, равнодушным тоном. Мокрые пряди волос прилипли к ее лицу, мокрое платье облепило тело, но она вздернула подбородок и показалась ему царственно прекрасной. — Если я так мало значу для тебя, Роберт, то не трудись даже провожать меня до дверей. Со мной ничего не случится. А теперь прощай.
— Прощай, Жуана.
Она повернулась и не спеша пошла по улице, даже не оглянувшись. Он смотрел ей вслед, пока она не исчезла за белым забором.
Потом он стоял и смотрел на пустую улицу, и дождевые капли, сползавшие по его щекам, были почему-то горячими и солеными. Не могло все закончиться так неожиданно. Не могло все закончиться.
Но закончилось.
Жуана не уехала в Лиссабон из Торриш-Ведраша даже тогда, когда ее друзья, владельцы дома, в котором она остановилась, перебрались в более безопасное место. Жуана осталась в доме вместе со слугами.
