– Нет, – прошептала она, – только…
– Тогда прими меня!
Ритм его движений был диким, неистовым, иногда даже грубым и жестоким от накопившейся страсти. Ее голова откинулась назад и уперлась в подушку. Она пыталась удержаться от крика, рвавшегося из груди из-за почти непереносимого напряжения каждого мускула, каждой клеточки ее тела. Ее начала бить дрожь. Он тоже дрожал, как сквозь туман, отметила она. Дыхание его стало хриплым, грудь вздымалась, словно он бежал куда-то. Его сильная шея напряглась так же, как напряглось и все тело, словно его пронзила стрела.
– Санчия, я больше не смогу удержать…
Как будто взрыв огромной силы потряс ее тело. А потом наступила слабость.
Чуть позже она почувствовала, как он встал и заботливо поправил юбку, но она все еще была не в силах открыть глаза. Что-то холодное и металлическое коснулось ее губ.
– Выпей. Это поможет тебе прийти в себя.
Открыв глаза, она увидела его сидящим на краю постели рядом с ней и поняла по выражению его лица, что он все еще сердит на нее. Она приподнялась на локте и взяла кубок.
– Мне незачем приходить в себя.
Он смотрел на нее, хмуро сдвинув брови.
– Ты разозлила меня.
– Вижу. Куда только девались твои мягкость и деликатность!
– Ты сама виновата, – гневно ответил он. – Нельзя дразнить меня таким образом. Ты ведь знаешь меня. И я не могу быть другим.
Она отпила еще один глоток.
– Помнится, ты как-то сказал мне, что я должна принимать тебя в любое время, как только ты захочешь. В конце концов, на этот раз ты не прижимал меня к стволу дерева.
Он с яростью взглянул на нее:
– Полагаю, что теперь ты вновь попытаешься сбежать от меня. Но я не позволю. Ты должна стать моей женой. Мы обвенчаемся немедленно. И если ты не будешь злить меня, я постараюсь быть нежен с тобой.
– Обвенчаемся?
– А чему ты удивляешься? Я и раньше говорил тебе, что с радостью женился бы на тебе, если бы мог. Ведь мы даже говорили о детях.
Она покачала головой:
– Я никогда не думала о том, чтобы выйти за тебя замуж. Это звучит так странно. Он нахмурился.
– У тебя было время привыкнуть к этой мысли. Знай, что я все равно не позволю тебе уйти.
– Да. Я знаю. – Она с нежной лукавой улыбкой посмотрела на него из-под полуопущенных век.
– Так ты согласна? – неуверенно спросил он. – Ты не сердишься на меня?
– Что толку? Ты ведь все равно не переменишься. – Она помолчала. – И слава богу.
Его взгляд остановился на ее лице.
– Ты ничего не имеешь против моей грубости?
Она покачала головой:
– Это часть тебя. И я не могу отделить грубость от нежности. Я не могу сказать: «Да, я люблю эту сторону Лиона Андреаса, но не люблю другую». Я люблю тебя целиком.
Медленная улыбка осветила его лицо.
– В самом деле?
– В самом деле, – произнесла она мягко. – Мне нравится и твоя страстность, и мягкость, и упрямство, и… Что ты делаешь?
– Раздеваю тебя. – Он радостно засмеялся. – Я хочу показать тебе всю силу своей страсти. Мы отдохнем попозже. – Он встретил ее взгляд. – Но сейчас у нас есть время, и я хочу также показать тебе, каким я умею быть нежным. – Он усмехнулся. – Если смогу.
И смех Санчии слился со смехом Лиона, когда она упала на спину, принимая его в свои объятья и в свое тело.
– Почему ты сделала это? – Пальцы Лиона очень мягко перебирали серебристую прядь на ее виске. – Я не дурак. Я понял, что ты нарочно рассердила меня, когда я всего лишь хотел показать, что могу быть уважительным по отношению к тебе.
– Мне хотелось снова вернуть тебя, а я знала только один способ, как этого добиться: возвратиться к началу нашего пути с тобой. – Она помолчала. – Я до сих пор не всегда понимаю тебя. Ты бываешь таким разным…
– Многие женщины приветствуют разнообразие. Почему оно тебя пугает?
Она засмеялась неуверенно и прижалась губами к его плечу.
– Я рабыня. С рабами не обращаются так нежно и в таких деликатных выражениях. Это тревожило меня. – Она помолчала. – Я даже подумала, может быть, ты всего лишь считаешь своим долгом заботиться обо мне только из-за того, что я заботилась о твоих близких в Мандаре.
– Не долг – любовь. Я горжусь тобой и тем, что ты делала в Мандаре, но я полюбил тебя задолго до этого. – Он помолчал. – Ты пойдешь венчаться?
Она приподняла голову, взглянув на него в изумлении:
– Конечно. Я говорила тебе.
– И как можно скорее. У нас есть время до приезда Дамари. Завтра мы пойдем в церковь и все устроим.
Она пристально посмотрела на него. Его лицо было строго и серьезно.
– Почему ты так торопишься?
– Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Разве этой причины недостаточно?
«И он хочет, чтобы я находилась под защитой его имени, если они не смогут убить Дамари, – подумала она, холодея. – Он хочет спасти меня, если смерть заберет его». Она с нежностью прильнула щекой к его груди.
– Это веская причина, – прошептала она. – Я тоже хочу почувствовать, что ты мой. Давай завтра же пойдем к священнику.
* * *
– Что мы здесь делаем? – раздраженно спросил Луиджи у Лоренцо. – Солнце слишком сильно разогрело деревья. Мне не нравится вся эта зелень и свежий воздух.
– Ты не любишь ничего, что нельзя положить в котел или горшок, – ответил Лоренцо с отсутствующим видом, приглядываясь к кустарнику и деревьям, росшим по обеим сторонам тропинки. – Меня удивляет то, что ты вообще смог зачать сына. Ты не любишь ни мужчин, ни женщин, ни животных.
– Однажды я готовил сидр и так напробовался его, что посудомойка на кухне показалась мне такой же аппетитной, как глазированный поросенок с яблоками во рту. Она родила мне Марио девять месяцев спустя. Стать отцом в моем возрасте! – Луиджи покачал головой. – Я так рассвирепел, увидев младенца, что пережарил гуся, которого готовил в этот момент.
– Какая очаровательная любовная история. Она возбуждает не только чувства, но и аппетит. Я уверен, что из тебя вышел прекрасный отец.
– Старался, как мог, – ответил Луиджи хмуро. – Со временем мне даже… понравилось это.
Лоренцо бросил на него короткий взгляд.
– Сколько лет исполнилось мальчику, когда его убили?
– Семнадцать. – Луиджи некоторое время шел молча. – Вчера я разговаривал с Симонедо о тебе.
– Несравненный кухонных дел мастер! Что он думает о моей работе?
– Он считает, что ты немного придурковат, говорит, ты скользишь по кухне, как змея, и не произносишь ни слова.
– Да, ты просил меня не смотреть ни на кого. Я подумал, что лучше и не говорить. Луиджи хмыкнул.
– Ты не согласен?
– Может быть. У тебя язык такой же ядовитый, как жало у скорпиона. Симонедо сказал, что ты очень усердный, и очень благодарил за рекомендацию. А что ты думаешь об охраннике, который смотрит за приготовлением еды?
