– Но я священник, – возразил Доминго. – Я люблю мою веру и предал ее, не сумев за нее умереть. Я мог бы пойти на смерть, если бы она была быстрой, но не в состоянии вынести мучительные пытки.
– Доминго, ты всегда больше других страдал от угрызений совести. Но ты требуешь от себя слишком многого. Ты такой же человек, как все мы. Некоторые скажут, что ты был слаб, но многие ли на твоем месте не проявляли бы такую же слабость? Каждый день в нашей стране людей истязают на дыбе, пока они не отрекутся от своей веры. Господь поймет, что ты хотел служить Ему, что у тебя не оставалось иного выхода. Нам нужно выбраться отсюда как можно скорее. Повторяю: мы в смертельной опасности.
– Мы в безопасности, – с горечью произнес Домин го, – покуда я продолжаю предавать свою страну.
– Мы в безопасности, только покуда они нуждаются в наших услугах. Война между Англией и Испанией неминуема. Армада готова к отплытию, и нашему королю не терпится отдать приказ. Как только это случится, я не сомневаюсь, что нас тотчас же схватят. Если армаду постигнет удача, тебя ждут жестокие пытки, потому что ты работал против Испании. Они смогут это раскрыть, если в их руки попадут твои донесения.
– А если Испания проиграет…
– Она не может проиграть. Мы ведь знаем, что у них самые лучшие корабли, какие когда-либо были построены, что эти корабли оснащены самым мощным оружием, что их вера отличается от религии этой страны.
– Ты имеешь в виду, что им помогут Бог и святые?
– Я сам не знаю, что имею в виду. Я тоже предатель, Доминго. У меня пропало желание служить моей стране. Я почувствовал это, когда видел кровавую бойню в Париже в семьдесят втором году. Теперь я чувствую то же самое.
– Ты стал еретиком, Бласко?
– Я не еретик. Я все еще католик, ибо соблюдаю ритуалы Церкви, в которой был воспитан. Но я хочу молиться Богу в мире и хочу, чтобы мои соседи могли делать то же самое, даже если они поклоняются иным богам. Что такое религия, практикуемая в нынешние времена в Англии, Испании, Франции, как не мантия, скрывающая жажду власти, скрывающая правду? И что самое при скорбное, эта мантия – алая от крови тех, кто осмелился высказать мнение, отличное от их господ. Но мы теряем время, Доминго. Нам нужно бежать отсюда.
– Куда?
– Ни в этой, ни в нашей стране нет места, безопасного для нас.
– Знаю. Тогда остается только смерть. Хватит ли мне мужества лишить себя жизни?
– Снимай свою сутану, Доминго. Забудь, что ты священник. Ты слабый и грешный человек, как и все мы. У тебя одни слабости, у меня другие. Безгрешных людей не существует. Ты боялся жизни, Доминго, но ты должен жить. Мы не можем ни вернуться в Испанию, ни остаться здесь. В старом мире для нас нет места. Но есть и новый мир, Доминго.
– Что ты хочешь этим сказать, Бласко?
– Разве я не всегда подсказывал тебе решение? Даже когда я стою здесь, в моей голове роятся планы. Я тоже боюсь, Доминго. Боюсь потерять новую жизнь, которую обрел. Я хочу жить с Бьянкой и моим сыном. Я не хочу умирать. Я так полюбил жизнь, что стал бояться смерти. Доминго, однажды ночью, в самом ближайшем будущем, мы отплывем от этих берегов. Нас ожидает новый мир. Бьянка, Роберто, ты и я создадим для себя новую жизнь. Ты оставишь позади свои страхи и угрызения совести.
– Я не могу так легко избавиться от своих грехов, Бласко.
– Тогда возьми их с собой, но в новом мире, который мы построим, будет царить согласие – душа каждого человека станет подобной его собственному участку земли, где он сеет то, что считает нужным.
– Это всего лишь мечты, Бласко.
– Открытие нового мира тоже было мечтой до того, как оно произошло.
– Как же мы сможем отплыть незаметно? – спросил Доминго дрожащим от волнения голосом.
– Бродя по городу, я разговаривал со многими людьми, посещал таверны, завел себе друзей. Я часто расспрашивал о кораблях, покидающих порт. Это было частью моей работы, не так ли? Думаю, у меня в глубине души всегда таилась эта идея. Я хочу избавиться от бессмысленных споров, Доминго. Хочу быть свободным, любить своего ближнего, не важно, католик он протестант или поклоняется тотемнему шесту, изображающему его Бога. Тебе этого не понять – ведь ты священник.
– Я постараюсь понять. Посмотри на меня, Бласко. Ты меня презираешь?
– Ты мой брат, – ответил Бласко. – Как я могу тебя презирать? Я знаю, что ты хороший человек, Доминго. У тебя была одна слабость – ты боялся темноты. Ты лелеял эту слабость, как розу в саду, защищал от холодного ветра, который может ее погубить. Ты позволил крошечному семени вырасти в большое дерево. Но в Новом Свете ты обретешь новую жизнь.
Пилар смотрела на корабли в заливе. Море завораживало ее. Вскоре она поплывет на корабле, который доставит их всех в Новый Свет.
Это походило на детский сон, собирающийся стать реальностью. В тайну были посвящены только участники предприятия. Смертельная опасность бродила рядом; Доминго и Бласко были вынуждены срочно бежать, по этому они решили основать новую колонию, как в одной из ее детских фантазий.
Бласко был занят. Он скупал припасы, тайком наводил справки, и теперь в гавани их поджидал корабль.
Капитан все еще был в Лондоне. Как же она вынесет разлуку с ним?
Как и в былые дни, Пилар дала волю воображению. Когда их корабль отплывет, там будет и капитан, орущий, ругающийся, бросающий костыль в любого, кто не повинуется ему достаточно быстро, а когда они высадятся в Новом Свете, он тоже будет с ними. Она не могла представить себе будущее без него.
В сумерках они отправились взглянуть на корабль – она, Роберто, Бесс и Говард. Пилар охватывало знакомое возбуждение – она снова ощущала себя ребенком, придумывающим будущее для своих друзей. Бесс не отходила от Роберто, а Говард не сводил глаз с Пилар.
«Как я могу выйти замуж за Роберто? – спрашивала себя Пилар. – Он должен жениться на Бесс, а я не могу обидеть Говарда».
Она любила их обоих, если любовь означает желание быть рядом, поддразнивать их и защищать.
Пилар хотела, чтобы все ее близкие находились рядом с ней. Но капитан был одним из них.
«Он поплывет с нами, – говорила себе она. – Капитан спрячется в трюме, а я позабочусь, чтобы его не обнаружили».
Пилар представила себе, как Петрок Пеллеринг возвращается и не находит ее дома, и рассмеялась, воображая его досаду, но потом пожалела, что не сможет ее увидеть.
– Мы отплывем до возвращения капитана, – сказал ей Роберто.
Было начало апреля. Им предстояло отправляться в плавание через день или два. «Всего две ночи в этом доме, – думала Пилар, – и я, наверное, никогда больше его не увижу».
Когда она вошла в дом, Карментита подбежала к ней сообщить, что капитан вернулся. Пилар бросилась к отцу. Он выглядел постаревшим и усталым, и, обнимая его, она подумала: «Как я могу его оставить?» На глазах у нее вы ступили слезы.
