7
Срок заключения Мануэля должен был завершиться в конце октября, но в первую же пятницу этого месяца он неожиданно явился в коттедж. Дело было в четверть четвертого пополудни; в коттедже как раз обедали. Харрис только что подал жареного зайца и принял у служанки блюдо со сливовым пудингом. Выйдя в холл, чтобы вернуться на кухню, служанка услышала стук в дверь. Открыв дверь, она увидела на пороге того самого кучера чужеземной наружности, из-за которого случилось столько неприятностей.
Они какое-то время молча смотрели друг на друга.
– Что вам угодно? – спросила служанка, опомнившись.
– Передайте моей жене, что я вернулся, – проговорил он.
Она разинула рот и с таким видом направилась к столовой. Рядом не было никого, у кого она могла бы спросить совета: ни Харриса, ни мисс Пиклифф, ни кухарки. Однако она догадалась, что входную дверь нужно закрыть – уж больно силен был ветер.
– Войдите, – сказала она ему.
Он вошел, держа в руке шляпу. Этот холл был ему хорошо знаком, словно он побывал в нем только накануне.
Служанка легонько постучала в дверь столовой, вошла, подкралась к Харрису, замершему у сервировочного столика, и прошептала:
– Это он!
– Что вы сказали? – так же шепотом переспросил Харрис.
– Он, Мендоса!
Харрис перевел взгляд на обедающих, но не повернул головы.
– Где он?
– Я оставила его в холле.
Теперь в затруднительном положении оказался Харрис. Кому доложить – госпоже или мисс Аннабелле? К мисс Аннабелле вернулся муж, но дворецкий никогда не должен забывать о приличиях. Он подошел к столу и, заняв позицию между госпожой и Аннабеллой, слегка наклонился сразу к обеим, но обратился к госпоже:
– К мисс Аннабелле пришли, мадам. Аннабелла неторопливо отложила нож и вилку и, подняв на дворецкого глаза, спросила:
– Кто, Харрис?
– Кто там, Харрис? – бесстрастно спросила Розина.
– Мануэль. Мануэль Мендоса, мэм.
Аннабелла пулей вылетела из-за стола и метнулась к двери. Ее ждал Мануэль – ее Мануэль! Он свободен! Она едва не повалила его с ног. Повиснув у него на шее, она спрятала голову у него на груди и запричитала:
– Мануэль, Мануэль, Мануэль… – Подняв голову, она выдавила: – Я не знала… Я думала…
– Меня освободили досрочно. – В его голосе не было ни чувства, ни выражения. Он внимательно смотрел на нее. Кроме них, в холле никого не было. Они немного постояли молча, потом он спросил:
– Ты готова?
– Да, Мануэль, да! – без колебаний ответила она и тут же добавила: – Только тебе надо поесть. Подожди. Присядь, я предупрежу ее. – Последние слова она произнесла шепотом, подведя его к креслу. Он, однако, отказался садиться.
– Я могу подождать стоя.
Она еще раз окинула его взглядом и бросилась обратно в столовую.
– Это Мануэль!
Розина ответила, не отрывая глаз от тарелки:
– Он вышел раньше, чем ты предполагала?
– Да.
– Чего ты ожидаешь от меня? – спросила Розина, по-прежнему не поднимая глаз.
– Пригласи его пообедать.
При таких словах Розина не могла не поднять глаз. В них читалось непонимание. Ее лицо на мгновение перекосилось от столь невероятного требования.
– Это невозможно, – чопорно проговорила она. – Я не смогу есть в обществе Мануэля. Мы едим раздельно даже с Элис. Пойми, я никогда не смогу сесть с Мануэлем за один стол.
Они молча изучали друг друга.
– Извини. В таком случае мы уходим в фургон.
– Аннабелла! – В окрике прозвучала непреклонность. – Ты не можешь, не должна! Как ты не понимаешь: ты нужна мне! Ты так и не поняла, насколько я в тебе нуждаюсь. Покинуть меня через столько месяцев, проведенных вместе… Ты не можешь… Я поговорю с Мануэлем и объясню ему…
– Ты этого не сделаешь! Не смей!
– Аннабелла! Ты забыла, с кем разговариваешь!
– Нет, не забыла… мама. – Она подчеркнула это слово и продолжила: – Я ничего не забыла. Я бесконечно благодарна тебе за все, что ты для меня сделала, особенно за последние месяцы, но я с самого начала предупреждала тебя, что, как только Мануэля освободят, я уйду к нему. Мне жаль, до глубины души жаль оставлять тебя, но по-другому я не могу. Я – жена Мануэля, однако я поступаю так не из чувства долга, не по обязанности, а по любви. Он для меня любимый, единственный. Ты слышала это от меня и раньше.
Они еще какое-то время смотрели друг на друга. Потом Аннабелла кинулась к двери. Розина бросила ей вслед срывающимся голосом:
– Аннабелла, не делай этого, прошу тебя! Подожди, останься еще ненадолго, хотя бы до завтра.
У двери Аннабелла обернулась и после секундного размышления ответила:
– Хорошо, до завтра.
Она выскочила в холл, и глаза ее расширились: вместо Мануэля она застала там Элис.
– Где он? Где он, Элис?
– Ушел. Дверь осталась приоткрытой, а у него есть уши. – Судя по тону и всему поведению Элис, она обвиняла Аннабеллу в черной неблагодарности.
Не позаботившись набросить плащ, Аннабелла стремглав вылетела за дверь и кинулась к воротам, крича на бегу:
– Мануэль, Мануэль!
У нее уже отказывало дыхание, когда она высмотрела впереди его удаляющуюся фигуру.
– Мануэль!!! – крикнула она из последних сил, борясь с ветром.
Он остановился и подождал ее. Она опять повисла на нем. Он поставил ее на ноги и бесстрастно произнес:
– Все в порядке, не расстраивайся.
– Там все готово… – пролепетала она. – Я говорю о фургоне. Я все сделала так, как ты велел. Я следила, чтобы не протекала крыша, Добби накормлен и ухожен. Утром мы уедем. Я только соберу свои вещи. То немногое, с чем я сюда явилась, – поправилась она. – О, Мануэль!..
Они стояли на аллее перед слепыми окнами пустого Дома. Она обняла его за шею, и он, не имея больше сил сопротивляться, крепко прижал ее к себе и впился в ее губы жадным поцелуем. Они надолго застыли в порывах свирепого ветра.
Забравшись в фургон, они еще раз обнялись, на этот раз с бесконечной нежностью, но не менее крепко, словно боясь оставить малейший зазор, способный нарушить их единение.
– Оглядись. Нравится? – спросила она, задыхаясь. – Я сделала все это сама!
Внутренние стены фургона были выкрашены свежей белой краской, там и сям красовались веселенькие птички и зайчики.
– Сама? – удивленно переспросил он.
– А как же! – Она горделиво покивала. – Гляди, я сама сшила это лоскутное покрывало и занавески с ручной вышивкой. – Она торжественно приподняла край занавески, потом снова кинулась ему на грудь, бормоча сквозь рыдания: – О Мануэль, мне приходилось заполнять делами каждый час, каждую минуту, иначе я бы сошла с ума. А теперь расскажи мне… – Она понизила голос. – Как тебе было там?
