— Спасибо за коньяк и передайте мое сожаление Импрес. — Этьен был умудренным опытом человеком и давно расстался с юношеской пылкостью. Импрес еще будет здесь завтра, а если нет… что ж, он не умрет от любви.
Трей едва заметил его уход.
После того как мужчины ушли, Импрес стала расхаживать по комнате, думая о том, как возмутительно Трей позорит ее. Мало того, что его незваное появление испортило ее вечер с Этьеном, думала она, все более и более раздражаясь от его самонадеянности. Усевшись в кресло у окна, она стала барабанить пальцами по подлокотникам, глядя в уличную темноту и пытаясь представить, о чем идет разговор в библиотеке. Представив, что вся ее жизнь теперь отравлена скандалом, она решила думать о менее катастрофических последствиях. Через секунду Импрес беспокойно вскочила с кресла, подобрала накидку с постели и повесила ее в шкаф, словно порядок в комнате мог восстановить порядок в душе. Посмотрев на себя в зеркало, она пригладила волосы дрожащими пальцами. Черт бы побрал этих мужчин. Конечно, Этьен скоро вернется. Ее приводило в замешательство то, что ее оставили одну в будуаре. Как она могла позволить Трею вести себя таким образом! Судорожно она вновь уселась в золоченое кресло и стала опять барабанить пальцами, на этот раз по подоконнику.
Почему, подумала Импрес, она ждет здесь как неразумное дитя? Это ее дом, она взрослая женщина, достаточно независимая, чтобы принимать самостоятельные решения. Кроме того, она не является движимым имуществом Трея Брэддок-Блэка с его чудовищным высокомерием и не обязана выполнять команды по его прихоти!
И от этой разгоряченной мысли она ринулась к двери, распахнула ее одним движением и, поддерживая свою шелковую юбку, пулей пронеслась по ступенькам в библиотеку. Она не собирается смиренно ждать, пока двое мужчин обсуждают ее, как будто она какой-то товар!
— Если ты думаешь, что можешь командовать мною, Трей, — начала она страстно, едва войдя в комнату, прежде чем заметила абсолютное молчание. Остановившись, она осмотрела сумрачный интерьер комнаты, и ее взгляд замер на мощной фигуре Трея, сидящего за столом. — Где Этьен? — зло спросила она.
— Ушел, — спокойно ответил он.
— Ты угрожал ему? — пылко воскликнула она, приведенная в ярость его действиями, его незваным вторжением в ее дом, тем, как он командует в ее комнате.
— Естественно. — Его голос был ровным, ответ простым.
— Кто дал тебе право? — выговорила Импрес, задыхаясь от ярости, пока вдруг не обратила внимание на странную интонацию и нехарактерное для него настроение. — Почему? — спросила она затем приглушенным колеблющимся тоном.
Трей мягко вздохнул.
— Не знаю. — Подперев голову руками, он постарался прояснить мысли, потом, машинально пропустив пальцы через черный шелк волос, чтобы пригладить беспорядок, Трей медленно посмотрел на нее из-под нависших бровей. — Впрочем, нет, знаю. — И после еще одного глубокого вздоха сказал спокойно: — Потому что я хотел убить его, когда он коснулся тебя.
Откинувшись назад в разукрашенном резьбой кресле, Трей устало откинул голову на спинку. Она была всем, в чем он нуждался, и ужасная правда заключалась в том, что только она могла сделать его жизнь счастливой. Резко поднявшись с кресла, он оттолкнул его в сторону одним коротким движением и подошел к окну, выходящему в залитый дождем сад. Импрес ощутила слабый запах бренди и мускуса, когда он прошел мимо нее.
— Ты пьян, — сказала она спокойно.
Он пожал плечами, которые казались особенно широкими на фоне окна.
— Возможно. Но это не имеет значения, — ответил Трей негромко, стоя без движения перед окном и выглядывая в него, словно что-то можно было увидеть в безлюдном зимнем саду.
— Чего же ты хочешь? — Импрес положила руки на инкрустированный стол, ее сердце колотилось, как у молоденькой девушки, под алым шелком, черным кружевом и ярдами серебристых лент великолепного платья.
— Я знаю, чего не хочу, — тихо сказал Трей, глядя в темную ночь. Его гордость требовала, чтобы она объяснила присутствие всех этих мужчин, требовала отрицаний, извинений… Повернувшись, Трей сделал шаг вперед, и свет камина осветил его прекрасно вылепленное лицо, на котором отчетливо проявилась печать усталости. — Это нестерпимо, — прошептал он, — видеть тебя с другими мужчинами. Мои чувства… — Наступило ровное молчание, затем он сказал мягко: — Это пугает меня.
В первый раз Импрес увидела его лишенным высокомерия.
— Если бы ты был менее циничным, то давно бы поверил мне. — В ее слабой улыбке было искушение. — Не было у меня никаких мужчин.
— А герцог? — напомнил он, нахмурясь.
— Мой ответ на твое прощание и белокурую Клотильду, — ревниво ответила она.
— Она не ты, — просто сказал Трей, — поэтому я выпрыгнул из ее экипажа на полпути, взял кэб и приехал к тебе. — В глазах Трея появилась нежность, с которой, как Импрес подумала, он мог бы смотреть на мать, когда был мальчишкой. — Я бы не хотел, чтобы кто-нибудь испытал такое страдание, — сказал он со смирением, которого она никогда не замечала в нем.
— Тебе нужен сын? — спросила Импрес. Она хотела знать, основываются ли его слова на подлинной любви. Ведь ее чувства к Максу были столь же сильны, как и к Трею.
— Почти так же, как и ты, — ответил он, затем поправился, пытаясь лучшим образом выразить смысл своих чувств: — Так же, как я хочу тебя. О, черт… нет разницы, — закончил он тихо, слегка тряхнул головой и протянул руку, чтобы нежно коснуться ее щеки. — Мне нужны вы оба… нужны отчаянно. — Он глубоко вздохнул, этот избалованный юноша, который никогда не получал отказа ни в чем, пока не встретил Импрес, и очень спокойно спросил: — А я тебе нужен?
— Ты имеешь в виду прямо сейчас? — Беспечное веселье победы сияло в зеленых глазах Импрес.
Его мерцающие глаза оглядели интерьер комнаты, сразу же отметив подходящую кушетку, и с ответной радостной улыбкой Трей произнес:
— Сейчас самое время.
— Только, предупреждаю тебя, я рассыплюсь на кусочки, прежде чем бурный поток…
— Тогда мне придется закрыть дверь, — сказал он, широко улыбаясь. Под его необидным поддразниванием таилось страстное нетерпение. Трей хотел держать ее в объятиях тысячу и один год и долее того. Сегодня в своем ослепительном платье, украшенном кружевом, в камнях, сияющих в ушах и на шее, пахнущая розами де Века вместе с запахом собственных духов, она была той женщиной, за которой надо было ухаживать. Но не меньше он любил ее одетую в потертую ковбойскую одежду или вообще без одежды.
— А ты избавишься от гарема? — спросила Импрес, внимательно следя за тем, как он подошел к двери и запер ее.
