Дженни Лукас
Мщение или любовь?
Мокрый снег падал такой густой пеленой, что дворники не успевали смахивать его с лобового стекла. Анна Ростова остановила старенькую машину во дворе особняка рядом с развалившимся фонтаном и сняла с руля дрожащие руки. Два раза она чуть не вылетела в кювет на скользкой Дороге, но все-таки привезла продукты и, главное, лекарства для сына, у которого был жар.
Холодный ветер хлестал по щекам, когда она выбиралась из машины с пакетами в руке и, покачиваясь от усталости, поднималась по ступеням старинного особняка. Света не было: Анна экономила на электричестве, чтобы денег хватало на еду и пеленки. Лишь узкая полоска лунного света освещала ей путь.
Хотя уже наступил апрель, в русском лесу еще ничего не напоминало о весне, но запаса свечей и еды им теперь хватит надолго. Да и вообще, ей грех жаловаться. После месяцев кошмара судьба улыбнулась им, послав ей работу переводчицы. Теперь она может быть спокойна за своего четырехмесячного сына и младшую сестру.
Анна хотела вставить ключ, но дверь была открыта. Неприятный холодок прошел по ее спине. Толкнув тяжелую дверь, она вбежала в просторный холл, сопровождаемая порывом ветра и негромким звоном закачавшейся люстры.
– Натали?
В ответ в глубине дома раздался сдавленный вскрик.
Бросив сумки, Анна опрометью помчалась по вестибюлю, не слыша, как за спиной с глухим стуком рассыпается картошка. С сильно бьющимся сердцем она распахнула дверь, из-под которой пробивался узкий луч света, и у нее перехватило дыхание. У камина, выложенного узорной плиткой, стояла знакомая фигура. Никос!
Ее сердце рванулось к нему навстречу, но в следующую секунду она увидела, пустую детскую кроватку.
Взгляд Анны переместился на сестру. Натали смотрела на нее широко раскрытыми глазами, и в них застыл такой ужас, что Анна не сразу заметила двух громилоподобных мужчин рядом с ней.
– Они забрали его, – простонала Натали, попытавшись броситься к ней навстречу, но не сделала и шага: один из мужчин удержал ее за руку. – Я задремала, – глотая слезы, продолжила она, – А потом услышала плач и хотела их остановить, но… – Дальнейшие слова потонули в рыданиях.
Анна окаменела. Где ее сын? Где Миша? Она задрожала. Что, если он уже на пути… куда? Да куда угодно!
Она перевела взгляд на мужчину, которого когда-то любила до безумия. Лицо Никоса было непроницаемым, почти зловещим, на нем не было и намека на улыбку, тогда как в Нью-Йорке и Лас-Вегасе Никос без устали смеялся сам и смешил ее, пел ей песни на греческом…
Так же красив, каким она его запомнила, хотя что-то в нем неуловимо изменилось. Помимо своей воли Анна рассматривала стоящего перед ней мужчину, который сладкими словами и горячими поцелуями заставил ее забыть об осторожности и отдать ему сердце. Чтобы потом растоптать ее любовь.
Смуглый темноволосый красавец, чью классическую красоту не портил даже чуть кривоватый нос – память о детской драке. Сейчас на лице Никоса с четко очерченными скулами проступила суровость, которая раньше только угадывалась в его чертах, словно высеченных искусным скульптором.
Их взгляды встретились, и Анну обдало холодом его пронзительных синих глаз.
– Здравствуй, Анна.
При звуках хриплого угрожающего голоса оцепенение мигом слетело с нее. Анна подскочила к нему и вцепилась в лацканы его кашемирового пальто.
– Что ты сделал с моим сыном? Где он? – Сильные руки крепко ухватили ее за запястья.
– Это уже не твое дело. – Анна почти обезумела.
– Верни мне моего ребенка!
Она беспомощно забилась в его руках, и Никос чуть ослабил хватку. В следующую секунду он едва успел увернуться от ногтей, нацеленных ему в лицо, и прижал ее к себе. Ярость и страх придали ей сил.
– Миша!
– Мой сын останется со мной, – четко выговаривая каждое слово и делая ударение на слове «мой», сказал Никос и разжал руки.
От неожиданности Анна покачнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за край стола. Никос не должен видеть ее слабости.
– Ты не имеешь права, – процедила она, пряча свою растерянность за ненавистью.
– Имею, и еще какое, – невозмутимо ответил он. – Благодари Бога, что я не обвинил тебя в похищении моего ребенка.
Анна удержала рвущийся наружу крик. У Никоса было достаточно денег и власти для того, чтобы навсегда лишить ее сына. Сбывался самый страшный ее кошмар, но, если бы можно было повернуть время назад, она сделала бы то же самое. Оставить своего ребенка бессердечному негодяю и его новой любовнице? Нет, никогда!
– Анна, прости меня, – всхлипнула Натали. – Я не смогла их остановить.
– Все хорошо, Натали, – прошептала Анна, успокаивая сестру и не веря своим словам.
Вошел еще один мужчина, с самоваром в руках, и поставил его на стол. Никос налил крепкий чай в голубую фарфоровую чашку и поднес ее к губам.
Анна перевела взгляд на чашку из сервиза своей прабабушки. Изящная чашка казалась такой маленькой в его сильных руках. Сожми он ее чуть сильнее – и тонкий фарфор не выдержал бы.
Ничего не выдержит, если Никос Ставракис так пожелает.
– Мы здесь уже две недели, – горько бросила она. – Что помешало тебе появиться тут раньше?
Никос сделал глоток и только потом ответил, пожав плечами:
– Я велел забрать ребенка, когда тебя не будет рядом. Меньше риска, что ты сделаешь очередную глупость.
Анна корила себя, что поддалась панике и бросилась в Санкт-Петербург. Миша не был серьезно болен: у него прорезывался зубик, и поднялась температура. Если бы она только осталась! Если бы…
– Идиотка, зачем я только уехала? – прошептала она.
Никос истолковал ее слова по-своему:
– Тебе понадобилось четыре месяца, чтобы это осознать?
Анна его не слышала. После четырех месяцев, в течение которых она скрывалась от Никоса и его людей, девушка решила, что наконец-то нашла убежище в старинном особняке, пусть даже без элементарных удобств. Натали, будучи реставратором, взялась за восстановление росписей на стенах, не теряя надежды, что они найдут на особняк покупателя. К сожалению, пока никто им не заинтересовался.
Зато Никос Ставракис интересовался. Ими. Точнее, ее сыном. Не было ни малейшего шанса, что он оставит их в покое.
Ее мозг лихорадочно искал выход, но в глубине души она знала, что все бесполезно. Ни закон, ни совесть, ни деньги – ничто не в силах остановить Никоса. Обладая властью, подкрепленной деньгами, и лишенный морали, он был сам себе бог и судья.
– Пожалуйста, – еле слышно прошептала Анна. – Никос, пожалуйста, верни мне моего сына, иначе я… я этого не переживу.
Он рассмеялся издевательским смехом:
