Джейн Портер
Жемчужина его гарема
Заставить девушку выйти замуж?
Увезти ее из дома? Перевезти через Атлантический океан как заложницу? Держать в плену до тех пор, пока она не сдастся, уступая желанию своего отца, который хотел, чтобы она вышла замуж… Даже несмотря на то, что жених на двадцать лет старше нее?
Шейх Кален Тарк Нури слышал вещи и похуже.
Он завершил в Нью-Йорке большое дело и теперь ужинал, празднуя удачную сделку. Он все-таки купил эти чертовы акции.
Шейх Нури получал то, что хотел. Всегда.
Постукивая по поверхности стола, застеленного белоснежной скатертью, Кален Нури чувствовал в себе желание охотника, хищника.
Преследовать.
Схватить когтями.
Бывают вещи и похуже, чем попытка жениться на молодой женщине без ее согласия.
Например, предательство. Покушение на убийство. И раскрытие заговора, согласно которому должны были убить не только султана Бараки, но и его молодых сыновей. Племянников Калена.
Шейх Кален Нури сжал челюсти. Никто не имел права причинять зло его семье. Никто не смел тронуть Малика и его детей. Никто. Даже Омар аль-Иссидри глава кабинета министров его брата.
Кален знал, что Омар лелеет планы укрепить собственную власть в Бараке благодаря свадьбе своей дочери и Ахмеда Абизхаида, человека, который подвергался жесточайшей критике султана.
Омар был опасен, потому что он был слаб. Ахмед был опасен, потому что он был жесток. Объединившись, они могли сокрушить династию Нури. Но Малик — честный и благородный Малик — отказывался в это верить.
Свадьба двадцатитрехлетней Киры аль-Иссидри и Ахмеда Абизхаида не должна состояться. Это была бы очень опасная связь, она приблизила бы Ахмеда к султану и его детям.
Именно поэтому Кален не хотел, чтобы эта свадьба состоялась.
Но его слуги не выполнили свою работу. Кто-то подвел его.
Это привело Калена в ярость. Если бы ситуацию разрешили правильно, проблемы бы больше не было.
А теперь Кира завтра вечером прилетит в Бараку прямо на супружеское ложе.
Если только Кален не придумает что-нибудь.
Ей хотелось начать все сначала. Если бы она только могла!
Ей бы хотелось перемотать кассету на то место, с которого все пошло не так. На ту ночь. На ту вечеринку. Ту неделю, когда ей исполнилось шестнадцать.
Если бы она тогда не высовывала носа из дому, пытаясь узнать что-то запретное… Пальцы Киры Гордон нервно сжали телефон.
— Я не выйду за него замуж. Я не могу выйти за него замуж. Отец, это невозможно.
Омар аль-Иссидри вздохнул.
— Невозможно другое — то, что в свои двадцать три ты все еще не замужем!
В Бараке молодые женщины выходили замуж рано, но Кира не была бараканкой. Хотя и англичанкой ее тоже нельзя было назвать, несмотря на то, что она большую часть жизни провела в Манчестере со своей независимой матерью.
— Ты должна понять, Кира, это очень важно для всех нас. Ты должна выйти замуж. Ахмед Абизхаид выбрал тебя. Это большая честь для нас.
Отец словно не слышал ее. Он вообще никогда никого не слушал, по крайней мере, ни одну женщину. Именно поэтому ее мать и оставила его много лет назад.
Ее отец не имел ни малейшего представления, насколько она пропиталась идеями Запада, как изменилось ее мнение о жизни в Бараке, где лицо женщины закрыто чадрой. Барака была маленьким королевством в Африке с прекрасными горами, золотыми пустынями и великолепным портом.
— Отец, я живу в Далласе. У меня здесь работа, друзья…
— Но нет мужа.
— Мне не нужен муж, — раздраженно ответила Кира. — Я недавно закончила учебу и еще не начала делать карьеру.
— Карьеру?!
— Да. Я хочу работать!
— Это дело рук твоей матери! Я не должен был позволять ей увозить тебя из страны.
Кира прикусила язык. Родители так и не нашли общий язык в вопросе о том, как нужно воспитывать дочь.
— Брак — это честь, — продолжал ее отец. — А удачный брак — честь для всех нас.
— У меня нет желания выходить замуж, — повторила Кира.
— Но я хочу этого. Ты — мое единственное дитя. Ты — мое будущее. — Нет.
Ее отец издал звук, полный негодования и гнева.
— Не позорь меня, Кира аль-Иссидри! Не позорь свою семью!
Понимая эмоции своего отца, она все же ничего не могла поделать. Она никогда не сможет стать такой, кем он хотел бы ее видеть.
Взглянув на часы, Кира поняла, что уже поздно.
— Мне нужно идти. Я могу опоздать на работу…
— Работу? Какая работа по воскресеньям?!
Еще одна вещь, которой отец не знал… Он даже не подозревал, какой была на самом деле его дочь.
— Я танцую.
Снова неодобрительное молчание. Он никогда не поощрял ее занятий балетом.
Его дочь не должна носить пачку и трико на людях.
Его дочь не должен касаться — пусть даже в танце — представитель противоположного пола.
А ее мать, такая непокорная и смелая, умерла.
Но именно мама, неисправимая бунтовщица, заставила Киру прекратить заниматься танцами.
Ты не должна сопротивляться отцу. Он не похож на нас. Он может сделать все, что угодно, если его спровоцировать…
После восьми лет ежедневных занятий в балетной школе, которые она обожала, ей пришлось отказаться от них.
— Я думал, ты бросила танцы, — медленно произнес Омар аль-Иссидри.
— Так я и сделала, — спокойно ответила Кира. Тогда это просто разбило ей сердце. — Мне нужно идти, — добавила она, твердо зная: что бы ни сказал сейчас отец, это не изменит ее решения. В Америке Кира нашла свой мир и уже не вернется на родину.
И дело было не в том, что Барака с ее причудливым смешением культур — берберской, бедуинской, арабской и европейской — не привлекала ее. Но там женщины до сих пор подчинялись мужчинам, они были изолированы и скрыты от всех, а Кира провела слишком много лет в Англии и Америке, чтобы избрать такой путь.
— Кира, ты не можешь быть настолько безответственной.
Девушка ясно ощутила, как они с отцом бесконечно далеки.
— Мне очень жаль, но я не могу пойти на брак без любви. Для меня это неприемлемо.
Повисло тяжелое молчание. Наконец Омар аль-Иссидри произнес:
— Двадцать четыре часа, Кира. Только это время я могу тебе дать.
— Нет.
— Я не прошу. Я тебе приказываю. Ты вернешься домой через двадцать четыре часа или я заставлю тебя это сделать, — произнес мужчина и повесил трубку.
Двигаясь как во сне, девушка собрала свои танцевальные принадлежности, взяла кошелек и направилась к машине. Выйти замуж за человека, которого она даже не знает?
