Лилиан Пик
На пороге любви
По мнению Клеон, все дело было в погоде, которая пробуждала в душе все самое лучшее. Даже птичье пение звучало звонче обычного, как будто птицы тоже чувствовали необходимость отметить прекрасный день, до того как атмосфера вернется в состояние привычной английской серости.
Безоблачное небо было средиземноморски-голубым, однако сельский ландшафт оставался английским по своей сути — зеленые поля, живые изгороди, коттеджи с красными крышами и холмы вдали. Клеон чувствовала единство с природой и знала, что если когда-нибудь ей придется покинуть эти места, то сердце ее навсегда останется здесь.
Рука надежно удерживала на боку репортерский блокнот, один из инструментов ее ремесла. Она была журналисткой, молодой и энергичной сотрудницей местной газеты, и направлялась к пожилой леди, чтобы взять у нее интервью.
Около двух недель назад, когда Клеон впервые обратилась к ней, та чувствовала себя неважно и не расположена была беседовать.
— Приходите еще, дорогая, — сказала старушка, — когда я отделаюсь от этой ужасной простуды. Мне бы хотелось поговорить с вами. — И, провожая Клеон до дверей, повторила, как бы добиваясь обещания: — Ведь вы придете снова, не так ли?
Итак, Клеон сдержала обещание и возвращалась, чтобы выслушать старую леди.
Она приподняла тяжелый черный дверной молоток и мягко опустила его. Довольно долго в доме все было тихо, и Клеон начала беспокоиться. Все ли в порядке со старушкой? Дверь распахнулась.
— Заходите, заходите, дорогая, — позвал мягкий голос.
Клеон последовала за низенькой, хрупкой женщиной в гостиную и подивилась необычайному для особы такого почтенного возраста проворству. Наконечник трости стучал по доскам пола в такт быстрым уверенным шажкам, создавая у Клеон ощущение, что, если бы шаги осмелились отстать, трость застучала бы нетерпеливо: «Бодрее, не останавливаться!»
Хозяйка осторожно уселась в кресло с высокой спинкой, и Клеон заметила, как аккуратно причесаны седые волосы, как они плавно переходят в пучок и как вывалившаяся шпилька неустойчиво повисла над воротничком жакета старой леди.
— Вы позволите? — спросила Клеон и, не дожидаясь ответа, жестом любящей внучки нежно воткнула шпильку на место.
— Это шпилька? — засмеялась старушка. — Они — несчастье всей моей жизни! Иногда мне кажется, что у них свой характер и они не собираются повиноваться моим старым пальцам.
Однако Клеон знала, что эти «старые» пальцы до сих пор способны создавать произведения искусства: это и являлось причиной ее визита. Старую леди знали как кружевницу, но никто не знал, для кого плелись эти кружева.
Клеон уселась на стул в ногах старушки.
— Мое имя миссис Ферс, миссис Бэсс Ферс, — сказала та, терпеливо дожидаясь, пока это будет записано.
Клеон почти с благоговением внимательно вглядывалась в паутину петель и узоров, вывязанных на образце кружева, который был у нее в руках. Она подумала, что это самые красивые кружева, какие ей доводилось когда-либо видеть.
— Это, дорогая, булавочное кружево, и сделано оно при помощи крючка и большой двузубой вилки. А это — вязаное кружево, и для него я пользуюсь особенным длинным крючком. Видите, какая прекрасная фактура получается? — Миссис Ферс мягко рассмеялась. — Напишите, что я принадлежу к ушедшему миру — миру, который ценил в вещах красоту и изысканность. Видите, дорогая, — продолжала она, подмигнув, — даже слова, которыми я пользуюсь, сейчас вышли из обращения.
— А для кого вы делаете эти чудесные кружева? — спросила Клеон. — Это, кажется, никому не известно? Для ваших внуков?
Лицо старушки погрустнело.
— Дорогая, мне восемьдесят лет. Мой внук уже вырос. — Потом она улыбнулась. — Но я все же надеюсь, что он когда-нибудь подарит мне правнука.
— Он женат?
Миссис Ферс покачала головой и засмеялась.
— Но я не теряю надежды. Ему сейчас за тридцать, и я все время ему говорю — он иногда приезжает навестить меня. — Она покачала головой. — Я никогда не знаю, когда он приедет, но как только он входит, я говорю ему: «Тебе следовало бы завести девушку». А он говорит: «У меня их полдюжины». А я говорю: «Но ни одну из них ты не любишь». А он говорит: «Я всех их люблю, бабуля!» А потом он смеется и говорит, что готов жениться на всех разом, если это сделает меня счастливой.
Ее звенящий смех как бы приглашал присоединиться, что Клеон и сделала.
— А как насчет вас, дорогая? — спросила миссис Ферс, вытирая заслезившиеся от смеха глаза. — У вас есть молодой человек?
— Его зовут Айвор. Он работает в банке.
— И вы собираетесь пожениться?
— Я надеюсь на это. Когда-нибудь, когда мы скопим достаточно денег, чтобы обзавестись собственным домом.
— Разумно, — кивнула миссис Ферс.
Они попили чаю и поговорили еще. Наконец Клеон сказала, что ей пора идти. Уходя, она напомнила миссис Ферс об обещании сплести для нее кружево.
Клеон нужно было добираться до работы автобусом, однако сияние солнца было так соблазнительно, что она предпочла пешую прогулку через поля. Она разулась и пошла, наслаждаясь ощущением ходьбы по прохладной, мягко поглаживающей ноги стеблями траве. Покачивая босоножками в одной руке и держа блокнот в другой, она чувствовала, что ей больше ничего не надо.
Она перебралась через изгородь и спустилась в лесистую лощину, снова надев босоножки — хворост и сухие листья были не так приятны для ног, как трава, — и взглянула на ветви над головой. Соблазн был слишком велик, чтобы устоять. Клеон решила, что может позволить себе отдохнуть несколько минут под любимым деревом.
В тишине, слушая птичье пение, вне досягаемости шума машин и выхлопных газов, отвлекаемая лишь шепотом ветерка, Клеон думала о старой леди. Она пристально вглядывалась в зеленый покров листьев на фоне прозрачной голубизны и размышляла о нежных кружевах, появляющихся из-под искусных рук.
Клеон пошарила в кармане, вытащила образец, который миссис Ферс дала ей, и подержала кусочек кружева на фоне неба. Полюбовавшись, спрятала его и стала вспоминать приятную обстановку, в которой жила старушка, — хорошо сохранившийся коттедж, отличного качества ковры, мебель — и подивилась, на чьи деньги кружевница живет в таком комфорте.
Пчела, с жужжанием пролетевшая мимо Клеон, напомнила ей об обязанностях. Надо было возвращаться. Она стряхнула оцепенение и остаток пути проделала бегом. Надеясь остаться незамеченной, прошмыгнула по коридору к репортерской комнате. Это, возможно, удалось бы, если бы Клеон не почувствовала, как что-то колет ей пятку. Решив, что больше не сможет сделать ни шагу, пока не уберет мешающий предмет, она сняла босоножку и встала на одну ногу, прислонившись для устойчивости к стене. Встряхивая босоножку, Клеон возмущенно бормотала:
