Приятного чтения
«Помоги нам, Боже» пронеслось в голове Снежаны Хэмильтон, стоявшей у окна на последнем этаже роскошного директорского кабинета строительной компании «ДОМ».
Снежана Хэмильтон, владелица сыскного и охранного бизнеса, имеющая пятнадцатилетний стаж работы, не имела привычки о чем-либо просить Всевышнего. Снежана предпочитала полагаться на строгий, осторожный расчет, учитывающий все возможные риски. Но сегодня она была готова пообещать Господу Богу что угодно, лишь бы все прошло гладко.
Женщина бросила через длинный стол украдкой взгляд на красивого двадцатидвухлетнего парня, изучающего бумаги из красной папки и могла поклясться, что то, что он читает, ему неприятно. Она снова на пару секунд закрыла глаза и начала молиться.
Макс Гиванов с неприязнью пересмотрел еще раз содержимое папки и отложил ее на стол из темного дуба, не закрыв. Он только что закончил изучение. В ней говорилось о его усыновлении в возрасте 6 месяцев. Он недоверчиво покачал головой и поднял тяжелый взгляд на двух мужчин, которые сидели напротив.
Старший из них — Алексей Скалов, высокого роста, русоволосый блондин с холодными серыми глазами, сидел спокойно, сцепив пальцы рук в замок, и ожидающе смотрел на Макса. Второй — Владимир Скалов, ростом пониже, тоже блондин, но с яркими синими глазами и белозубый, опирался на переговорный стол, рассчитанный на двенадцать персон, не скрывал радости и улыбался во весь рот.
Макс почувствовал невыносимую духоту кабинетного воздуха. Он ослабил узел серого галстука, расширил пальцем ворот белой рубашки и провел ладонью по слегка вьющимся темно-каштановым прядям волос.
— Нет, этого не может быть. Это ошибка, — наконец потрясенно выдавил он как можно более ровным голосом, стараясь не смотреть больше в бумаги. Макс знал, что оба мужчины серьезные бизнесмены, и они не привыкли попусту тратить свое драгоценное время. Но сама мысль об усыновлении казалась невероятной, невозможной, даже невыносимой.
— Я даже не похож на вас!
Снежана тяжело вздохнула. За свою профессиональную карьеру она видела с десяток подобных ситуаций, и все реакции были разными. Но первичное отрицание Макса являлось самой предсказуемой формой принятия новости. Трудно признавать, что твои родители — не твои, а твоя жизнь не совсем то, чем ты ее считаешь.
— Ошибка невозможна, — твердо произнесла она, уверенно глядя в глаза.
Снежана подошла к столу, тряхнув челкой аккуратного каре цвета ржи, взяла папку и, со знанием человека, листавшего эти документы тысячу раз, открыла на нужной странице.
— Отчет медицинской лаборатории на предмет анализа ДНК, — произнесла она, протянув папку. Макс не принял ее, продолжая смотреть на мужчин. Те имели уловимые сходные черты родства. А вот он на них был совсем не похож.
— Ты наш брат, — спокойно выговорил Алексей Скалов, глядя ему в глаза. — Можешь не сомневаться.
Снежана закрыла папку и снова настойчиво положила ее на стол.
— Не может быть, — произнес совсем огорошенно парень, еще недавно просто работающий в компании «ДОМ», принадлежащей двум братьям Скаловым, и живущий своей собственной жизнью.
— Сделаем так: изучи ее дома. А когда будешь готов, приезжай к Алексею и Владимиру. Возьми пару выходных, — предложила Снежана, видя, что тот совсем не в состоянии принять новость о существовании двух братьев и об усыновлении.
Макс кивнул, взял папку и еще раз посмотрел на Алексея с Владимиром. Больше он не сказал ни слова и медленно вышел из кабинета, не чувствуя под ногами мягкости роскошного восточного ковра.
После его ухода Алексей глубоко и шумно вздохнул, Владимир с грохотом отодвинул стул от переговорного стола и развалился в нем. Снежана стремительным шагом направилась к бару и совершенно не свойственным ей действием налила всем выпить, хотя стрелки на циферблате дубовых напольных часов показывали только четыре дня.
— Да уж, парню тяжело, — сказал Владимир, принимая из рук Снежаны бокал с виски.
— Вспомни себя. Я уверена, он никогда не догадывался о том, что его усыновили. Отсюда такая реакция, — ответила она, тоже садясь и протягивая второй бокал Алексею.
— Считаешь, он вернется? — спросил тот, пригубив напиток.
— Да, он придет, — произнесла Снежана, глядя куда-то вдаль, в небо за оконным стеклом. — Когда во всем разберется, поговорит с родителями, остынет, взвесит. Тогда и вернется, дайте время.
Она перевела взгляд зеленых глаз на мужчин, которых любила, как родных братьев.
— Тост. За воссоединение семьи!
Выпив залпом обжигающую жидкость, она глубоко и удовлетворенно вздохнула, за плечами лежали годы поисков, запросов в архивы, бесед с людьми. Но все же она нашла всех братьев и почти, почти воссоединила семью. Пусть на это и ушли годы.
Снежана, хорошо помнила тот трагический день, как будто это было вчера.
Ей было одиннадцать. Был летний дождливый день, и в старом квадратном дворе, заросшем густыми кленами и вязами, на потрескавшемся черном асфальте играл семилетний Алексей. Они с пятилетним братом гуляли по очереди, так как другой обуви в их доме не водилось. Мальчик был обут в большие, на вырост, осенние башмаки. Поверх трикотажных шортиков с футболкой на нем висела длинная куртка. Эта куртка когда-то была ее. Но теперь она была мала, и бабушка отдавала вещи матери мальчиков. Снежана стояла на широком подоконнике и ждала, когда закончится слегка моросящий дождь, чтобы тоже выйти на улицу.
Во двор въехали машины скорой помощи и милицейский патруль. Они подъехали к их подъезду, и оттуда вылезли три женщины и один милиционер. Зашли в подъезд. Через две минуты из подъезда послышался шум, звонок в их дверь. На пороге оказался высокий милиционер, спрашивающий у бабушки Снежаны, есть ли кто в квартире напротив. Бабушка кивает и говорит, что соседи дома. Снежана, выскочившая на порог своей квартиры вслед за бабушкой, взяла ту за руку, наблюдая картину происходящего.
Дверь в квартире Скаловых открылась, и на пороге появился мужчина. Отчим мальчиков. От опьянения худощавого, небритого, мужчину в изношенном трико и майке пошатывало. В квартире раздавался нечетко слышный плач, похожий на полу-хрип, полу-стон грудного ребенка. Это полугодовалый Николай сорвал голос от криков голода.
— Че надо? — спросил открывший мужчина нетвердым голосом у женщин в белых халатах, опираясь на ободранный, требующий покраски дверной косяк. Из-за его ноги выглядывал пятилетний Владимир. Кудрявый, русоволосый малыш с яркими синими глазами, чумазый, в одних трусиках, с куском корки хлеба в руке. В глазах его светилось любопытство.
За его спиной замаячила женщина. У нее была серовато-коричневая отечная кожа. На опухшем лице от побоев вокруг глаз были синяки. Она давно не расчесывалась, и потому некогда русые волосы выглядели, как серая пакля, свисающая клочьями с головы. На ней были юбка и грязная, сильно изношенная кофта горчичного цвета.
— Степа, кто пришел? — спросила мать Алексея и Владимира, выглядывая через плечо мужчины.
— Да вот, — мужчина широко махнул рукой, и его занесло, развернуло спиной к коридорной стене, которая не дала ему упасть.
— Участковый Кузнецов, — произнес милиционер, оттесняя женщин в халатах. — Здесь живет гражданка Скалова Лариса Александровна?
— Ну, это я, — произнесла женщина, взгляд у нее был осоловелый, язык заплетался.
— У нас постановление суда об изъятии детей из семьи, — произнес участковый, протягивая документы. — Вы давно стоите на учете, не являлись в суд. Ваши дети будут переданы на попечение государства.
На лице женщины не дрогнул ни один мускул. Ей было все равно. Мужчина посмотрел на нее.
— Ну так че, пускать? — спросил он.
— Забирайте, — сказала она и, развернувшись, пошла назад в комнату.
— Мама! — пронзительно закричал пятилетний Вова и рванулся следом за матерью в комнату. Женщины в белых халатах прошли в квартиру вместе с милиционером. А Снежана бросилась к окну, мигом взлетев на высокий подоконник и, высунувшись из окна, закричала во двор:
