Глава 1
Часто в сказках малышок-глупышок — это третий сын или третья дочь… с каким-нибудь дефектом… заячья губа, например, или шепелявость.
Возможна также недалекость.
А у нас в семье все сложилось наоборот, словно Шарль Пьеро немного перебрал с алкоголем и выдал иную легенду, в которой непутевым оказался первый ребенок. Родители погоревали — тайно и не очень, поплакав при гостях. А затем смирились и, окончательно приняв факт моего существования, стали впопыхах производить ещё деток, способных усмирить отцовское горе. Ведь в моей сказке в первых рядах страдающих родителей сидит никто иной, как глава нашего удивительного семейства.
Допускаю, у него вполне могли возникать мысли о тесте ДНК, если бы не одно большое и на все лицо «НО», которым являлось наше внешнее сходство. Я воплощала его идеальную женскую копию. А он, в свою очередь, представлял из себя эталон женских влажных грёз и с годами, как коньяк, становился только лучше. Да простит меня мама, так как из двоих родителей именно она — тепло и нежность, а он — терминатор-убийца, но, так уж сложилось к моей удаче, что черты лица у меня папины.
Самое точное описание внешности моей матери — это отсылка к образу крестьянской женщины на картинах русских художников. Сельчанки, у которой отобрали плуг, ну, или, на худой конец, весло. Отчего, разглядывая фотографии с их свадьбы, поневоле задаешься вопросом, за какие такие долги папа пошёл на подобный шаг… или как бы корректнее выведать у мамы номер телефона той самой знахарки…
Моя недалекость, коей меня не раз за глаза награждала тетя Люда, заключалась в упрямстве, нежелании слепо следовать непонятным правилам и наличии собственного мнения — вот в силу последнего семья постоянно сжигала меня на костре домашнего совета, раз за разом единогласно вынося приговор — «ведьма».
Я лишь улыбалась и, подняв бокал вина, пила за их здоровье, отчего глаз уже тети Наташи начинал дергаться. Надо признать, в их словах имелась доля истины, так как родилась я в день Ивана Купалы, а в интернете можно почерпнуть информацию о том, что в этот день рождаются ведьмы, поэтому кто его знает… Сама я совсем не против проснуться как-нибудь утром и обнаружить у себя появление сверх-способностей. Семейные ужины стали бы намного веселее, сопровождаемые канканом моих любимых тетушек….
К тому же, для большей убедительности, дабы оправдать свой праведный огонь, в который меня бросали с завидным постоянством, мне приписывали и иного рода нелицеприятные заслуги. Надуманные и безосновательные.
Мама каждый раз с головой кидалась на амбразуру попыток родни, пытающейся хоть немного вразумить ее недалекую дочь. Но родни было много, а она — одна. К тому же, без весла.
Две мои младшие сестры с лихвой оправдывали отцовские ожидания. Вот и сейчас бойко и оживлённо рассказывали про свои успехи. Обе хитрожопые лисы в овечьих шкурках были далеко не так просты. Они, в отличие от меня, прекрасно умели держать язык за зубами и не вступали в спор, оценивая политически выгодные и не очень моменты. Во мне же оценка геопрогноза напрочь отсутствовала, как сломанный рычаг выключателя. Если я видела, что люди несут ахинею и, более того, мне зачем-то ее навязывают, считала своим гражданским долгом немедленно им об этом сообщить. Но ни отцу, ни двум моим тетям, ни их мужьям, ни их детям моя активная позиция никогда не нравилась.
— Мамусечка моя родненькая, можно твоя доченька незаметно уедет? Обещаю, никто не заметит бегства. — помогая на кухне укладывать чистые стаканы на поднос, я заодно тихо клянчила у своей создательницы право на свободу.
— Ника, не начинай, — так же тихо отвечала она мне. — У нас спокойный семейный ужи, и потом, воскресные встречи — это традиция!
— Спокойный, потому что еще не добрались до десерта, то есть моего линчевания…
— Я этого не допущу. — уверенно отрезала моя заступница, подражая бесстрашному самураю перед лицом неизбежного харакири, ведь мы обе прекрасно понимали, что в предстоящей борьбе с родней она снова проиграет.
— Сейчас тетя Люда снова начет…
— А нечего было обзывать Игорька обдолбанным бабуином! — стараясь заглушить смешки в голосе, строго произнесла мама, дублируя мою реплику в адрес кузена, которая со слов тети нанесла двадцати пятилетнему парню тяжелую душевную травму от которой тот второй месяц никак не мог оправиться…
— Так он первый начал.
— Его тихие начинания никто не слышал, зато твои громкие продолжения слышали все.
«Твой язычок красноречив, выразителен и невозможно изобретателен. Но иногда важно вовремя заткнуться. — самое емкое описание моих жарких языковых способностей, данное моим лучшим другом»
— К тому же сегодня должна приехать подруга Люды со своими сыновьями. — меня каждый раз поражает, как сильно мама со своей вечной заботой обо всех и вся отличается от двух своих бультерьерш сестер. — Она всю неделю нам о них рассказывала. Некрасиво по отношению к тете, если ты уйдешь.
— А, точно! Это та подруга, которая прыткой козой запрыгнула на молодого любовника, отрастив богатому мужу метровые рога, а затем сцапала половину его состояния и свинтила с садовником и детьми за бугор. Не женщина, мечта эротического романа…
— Ника! — шикнула мама, ударяя меня полотенцем. — За столом сиди молча, умоляю.
— А ты приготовишь мне за это пончики, если я заеду на неделе? — ангельски поинтересовалась я.
— Получишь две порции, если распустишь волосы.
— Да, Никуся, распусти волосы. — на пороге кухни появилась крейсер — тетя Люда. В сказках подобный тембр голоса мог бы свидетельствовать о начале поедания младенцев. Моя нежная рука тотчас же ощутила смертельный захват. — Ты же у нас в семье такая красавица.
А-а-а, понятно все. Приехали зрители, распускаем цирковое шоу. Несмотря на все мои нескончаемые «грехи», при гостях меня любили представить, как красивую местную достопримечательность. Некое достояние семьи. В детстве я этого не осознавала и принимала как должное "охания" и "восторгания" окружающих. Все изменилось в подростковом возрасте, когда самый красивый мальчик в классе, Егор Дятлов, захотел со мной встречаться. Счастье бултыхалось и лопалось во мне ровно неделю, пока я не услышала его
