Самолет рейсом из Кабо-Сан-Лукаса приземлился в аэропорту Лос-Анджелеса, и Анжелика Карсон-Уитни — для друзей и близких Энжел — спустилась по трапу в числе других пассажиров. Сумочка через плечо и небольшой саквояж в руке составляли единственный багаж, с самым необходимым для короткой поездки. Прищурив зеленые глаза, она поискала взглядом в толпе встречающих длинную худощавую фигуру кузена Троя и почти сразу же убедилась, что тот не явился.
«Как это на него похоже! — с досадой подумала Энжел. — Звонит, ни свет ни заря, умоляет о помощи, ни словом не объясняя, в чем дело, я спешу к нему, бросив все (как будто нет ничего проще, чем перелет из страны в страну), — и пожалуйста! Даже не соизволил встретить!»
Девушка убрала за ухо прядь роскошных золотисто-рыжих волос, поправила на плече двойную ручку мексиканской плетеной сумочки, бросила еще один взгляд на толпу и со вздохом зашагала к длинному туннелю, украшенному желто-голубой мозаикой. Неистовствовало жаркое послеполуденное солнце Лос-Анджелеса. Его палящий зной чувствовался даже в стенах аэровокзала, но все же ему было далеко до свирепой ярости пекла, к которому Энжел привыкла в Мексике.
— Желаете такси, мисс? — любезно обратился к ней дежурный на выходе.
Его казенная улыбка потеплела, когда девушка приподняла темные очки.
— Мисс Карсон-Уитни! Подумать только, вас совсем не узнать! — воскликнул он. И в самом деле, дочь Мэдлин Карсон и Чарлза Уитни прежде всегда путешествовала в компании своих знаменитых родителей и брата Алекса и одевалась в самых лучших, дорогих магазинах. И хотя прелестное лицо Энжел и ее манера держаться остались прежними, неудивительно, что дежурный не узнал ее в белой блузке и узких брючках самого непритязательного фасона, сшитых в Кабо-Сан-Лукасе соседкой портнихой. Впрочем, ошибка скорее позабавила, чем огорчила девушку, которой нравились произошедшие в ее жизни перемены.
— Рада снова видеть вас, Джордж, — сказала она, тепло улыбаясь в ответ.
— Позволю себе заметить, что мне тоже приятно видеть вас, мисс. Надеюсь, вас встречают? Как всегда, машина отца?
— Сегодня, боюсь, нет, так что такси мне потребуется.
— Одну минутку, мисс.
Джордж помахал ближайшей по очереди машине и придержал дверцу, пока Энжел устраивалась на заднем сиденье. Такси тронулось, и он приподнял свою форменную фуражку.
Как обычно, пробка следовала за пробкой, и дороге до Пасадины, казалось, не будет конца. Это напомнило Энжел, что именно транспорт и постоянная сутолока заставили ее покинуть Лос-Анджелес ради тихого мексиканского городка Кабо-Сан-Лукаса, где улицы даже не были заасфальтированы. Зато там не было часа пик и царила тишина.
Энжел занимала несколько комнат над просторным — на шесть машин — гаражом на территории родительского поместья. Пока ее не было, в квартире жил Трой, о чем ей временами приходилось сожалеть. Лично ей кузен был симпатичен, однако в семействе Карсон-Уитни он считался паршивой овцой и отличался незавидной способностью попадать в одну переделку за другой, часто с катастрофическими результатами. От него можно было ожидать чего угодно, поэтому девушка не воспользовалась своим ключом, а тактично постучала. Никто не ответил.
Войдя и осмотрев спальню и гостиную, Энжел обнаружила, что там пусто. Интересно, куда мог подеваться Трой? Когда они разговаривали по телефону, она еще не знала точного времени прибытия самолета, но ведь существует справочная!
На всякий случай она прошла в кухню. Разумеется, там тоже никого не было. Оставив вещи на столе, девушка поставила чайник и порылась в шкафчиках в поисках заварки. К счастью, посуда оставалась на привычных местах. Пока чайник закипал, она отнесла саквояж в спальню. Неубранная постель имела неопрятный вид, но Энжел слишком устала, чтобы заниматься сменой белья. Она лишь поправила сбившиеся простыни и одеяло и набросила сверху покрывало, прежде чем свисток чайника позвал ее на кухню. Возвращаясь в спальню с дымящейся чашкой в руках, она помедлила на пороге студии. В этом светлом и просторном помещении висели все созданные ею полотна, начиная с первого, написанного в десятилетнем возрасте, и кончая самым последним, девятимесячной давности. Девушка оглядела их с нежностью, представив себе работы последних месяцев, стоящие вдоль стен в крохотной мастерской, которая служила ей в Кабо-Сан-Лукасе еще и домом.
Засмотревшись, она вдруг широко зевнула и удивилась, увидев, что было уже пять. Полет и дорога до Пасадины настолько утомили девушку, что она решила вздремнуть в ожидании Троя, а потому в несколько глотков опустошила чашку и прошла в спальню. Накануне Энжел так увлекла работа над последним полотном, что она не вспоминала о времени до трех часов ночи, а когда наконец крепко уснула, ее разбудил неурочный звонок Троя. Неудивительно, что теперь ей смертельно хотелось спать.
«Интересно, что с ним стряслось на этот раз… Впрочем, когда речь идет о Трое, это может быть и сущая безделица».
Энжел достала из тумбочки легкое, одеяло, прилегла и уснула, едва коснувшись головой подушки.
Около двух тысяч миль севернее Лос-Анджелеса, у самой канадской границы, высоко на утесистом склоне хребта Кеттл, вырисовываясь на фоне синего неба, застыла в полной не-подвижности гнедая лошадь. Если бы не слегка шевелящиеся острые уши и не раздутые по ветру ноздри, ее можно было принять за изваяние, как и широкоплечего всадника, чей пристальный взгляд был устремлен на юг. Его загорелое лицо нельзя было назвать красивым, скорее оно было грубовато-привлекательным и казалось бы обычным, если бы не глаза — серебристо-серые и удивительно ясные, в обрамлении густых темных ресниц. Их короткий взгляд был как вспышка, а продолжительный таил в себе колдовское очарование. Судя по угольно-черным волосам и угловатым скулам, в нем была примесь индейской крови.
Джейкобу Маккендлесу часто случалось бывать в этих местах, так как национальный парк Колвилл вплотную примыкал к его небольшому участку земли. Закон допускал летний выпас скота на горных склонах заповедника за чисто символическую плату, и он не раз объезжал окрестности в поисках отбившихся животных. Обычно это приносило чувство покоя, мира с самим собой, но последние три дня Джейкоба мучило неприятное предчувствие, заставляя по ночам ворочаться с боку на бок в своей одинокой постели. Во время объезда он то и дело ловил себя на том, что вот так же смотрит на юг, замерев в тревожной неподвижности, что-то с той стороны звало его — что-то неясное, чему не было названия, но от чего, тем не менее не удавалось отмахнуться.
