Тебе не сбежать от меня - Саша Кей

Если он сейчас мне откажет, я сгорю со стыда.

У меня все сжимается внути.

— Милая, я люблю жестко, — предупреждает он, и я чувствую, как от этих слов у меня выделяется смазка, и твердеют соски.

Все еще не сводящий взгляда с моей груди, он видит одобрительную реакцию моего тела и все равно делает последнее пятитысячное китайское предупреждение:

— Ты не знаешь, на что подписываешься, — Кирилл снова откидывается назад и отбрасывает простынь, предъявляя мне то, что я не успела сегодня разглядеть.

Первая мысль: господи, какие яйца! А вторая: я точно об этом пожалею!

За несколько часов до этого

Из-за Эльки, которая никак не могла договориться со своим Раевским, мы приезжаем почти последние. Лучше б я напросилась в машину к Аньке и приехала бы с самого утра. Правда, дрожала бы всю дорогу за свою жизнь. Аня у нас — особенный водитель. Я как-то увидела, как она поворотником пользуется, и охренела. Она его включает, ждет три щелчка и поворачивает, совершенно не глядя, успели ли остальные на дороге учесть ее маневр. Тоха, зная особенности вождения жены, купил ей такую дорогую тачку, чтобы к ней в принципе близко не подъезжали. А на заднем стекле Аниной машины целых две наклейки с туфлей. Короче, мне было бы страшно, но я бы приехала вовремя.

А так, дым уже коромыслом, и я пропускаю любимые моменты, когда все делятся свежими новостями и воскрешают старые традиции.

Элька же вырывается с большим скрипом в последний момент, и заезжает за мной, когда я почти отчаиваюсь ее дождаться. К тому же, по заснеженной дороге в сгущающихся сумерках мы еле тащимся, так как всю дорогу она по телефону задабривает огнедышащего змея. Надо заметить, не всегда успешно, потому что Эля и сама с бесом на плече. Правда, в некоторые моменты мне кажется, что я в машине лишняя…

В общем, после нас подъезжает к коттеджу только одна машина. Остальные семь уже тут. Это чудо какое-то, что все смогли вырваться.

Не успеваю я выйти из машины, как двери соседней распахиваются, и из нее выходят Антон и… мой бывший!

Я даже не сразу впадаю в гнев. Я просто не верю, что это может быть! Элька наконец обратившая внимание на приехавших следом, емко ругается:

— Это п****ц, б*я! — и это воспитанная девушка из порядочной еврейской семьи. Так что масштабы подставы становятся ясны сразу.

На крыльцо вываливается кое-кто из прибывших раньше. Они гомонят, пускают пар изо рта, спешат принять сумки.

Я выскакиваю из машины и молча начинаю выгружать все с заднего сидения Элькиной тачки.

Антон в распахнутой куртке закуривает, облокотившись на капот, и строит недовольные рожи Ане, которая кутается на крыльце в длинный лохматый кардиган, по виду сшитый из Йети, и переводит виноватый взгляд с Антона на меня.

Тоха не выдерживает и подходит мне помогать, но я на него не смотрю.

Как они могли!

Он сочувственно кладет мне руку на плечо, но я ее стряхиваю. Антон вздыхает и, понимая, что любые оправдания сделают только хуже, подхватывает сумки и несет их в дом.

Элька опять висит на телефоне с Раевским, и я нога за ногу бреду в дом одна.

Аня сопит и крутится вокруг меня. Понимает, что наделала. Мне в пору хоть сейчас уезжать обратно. Но наши мужики уже припили, им за руль нельзя. С Антоном я больше не разговариваю, Элька назад не потащится ни за что, она водитель-новичок и боится не справиться на такой дороге в полной темноте. Такси тоже забьет болт на заказ посреди начинающейся метели из лесной турбазы далеко за городом. Дай бог, к утру машину назначат.

В доме играет музыка, слышен смех, творится предпраздничная суета. Все-таки для русского человека даже старый новый год — это вполне себе новый год. Всм весело, а у меня на душе цветут буйным цветом злость и обида.

Определив по звукам в какой стороне кухня, сразу пилю туда. Еще на подходе слышу голоса девчонок, заправляющих салаты:

— Прикинь, я Санька Краснова сейчас видела. Походу они с Катькой помирились, раз он приехал.

— Ну, вот поэтому я всегда в таких ссорах стараюсь держать нейтралитет. Милые бранятся, потом мирятся, а ты, поддержав какую-то сторону, всегда остаешься крайняя.

Захожу на кухню, и девчонки затыкаются. По моему лицу становится очевидно, что никаким счастливым воссоединением тут и не пахнет. Танька делает остальным страшные глаза, и они нагружаются салатниками и, покидая опасную зону, срочно отбывают накрывать стол. Проходя мимо меня, каждая сочувственно целует меня в щеку.

Оставшись одна, открываю холодильник.

Так. Что тут у нас?

О! Текила! Само то. Текила косит на ура. Смешивать ее, конечно, ни с чем не стоит, но у меня резко пропадает желание поднимать праздничный фужер игристого. Настроение что-то прям не для того. С чего бы это, интересно?

Короче, текила мне подходит.

Стопочки уже приготовлены к транспортировке на стол, так что я просто подцепляю одну из них, забираю одно из блюд с нарезанным лимоном и селедкой и прямо в куртке усаживаюсь с ногами на подоконник. Селедка бесспорно оригинальный выбор, но я не знаю, где тут соль, и вообще не ела с утра. Так что, даже если я собираюсь напиться, положить в желудок хоть что-нибудь определенно стоит.

Видимо, в поисках меня Анька заглядывает на кухню уже во второй раз, каждый из которых я сопровождаю опрокидыванием стопки кверху дном. Можно уже делать ставки, когда она наконец догадается посмотреть чуть шире. Но сама голос не подаю. С ней я тоже не хочу разговаривать.

— Кааать? — отвернувшись лицом в общую комнату, кричит она.

Ищет меня, предательница! Хрен тебе. Ищи дальше!

Поступи она так в любой другой день, я бы и то обиделась, а она взяла и испортила мне выходные, праздники и долгожданную встречу друзей. Хороша лучшая подруга!

Но лучше б я откликнулась на Анькин зов, потому что в доме есть человек, который тоже неплохо знает мои привычки.

На кухне мгновенно нарисовывается Сашка.

— Катюнь, привет! Ты все еще злишься? — под моим обалдевшим от его наглости взглядом, Саша подходит ко мне и пытается обнять. — А давай мириться! Праздник же! Мне без тебя