Николь Бернем
Поцелуй рыцаря
Сан-Римини, ноябрь 1190 года
В одиночку он запросто мог бы справиться с двумя противниками, даже с тремя, принимая во внимание фактор неожиданности.
Надежно укрывшись в зарослях густого кустарника, окаймлявших небольшую открытую поляну, Доминико из Балазио насчитал пятерых. У каждого на поясе висело по мечу с широким искривленным клинком, а такие мечи Доминико видел только у турецких янычар. Нечего было думать выходить одному против пятерых турок, тесным кольцом обступивших невысокого худощавого юношу с бледным лицом и копной светлых, как солома, волос. Черт, для парня все складывалось хуже некуда! Что же занесло беднягу так далеко в лес? Пальцы Доминико непроизвольно сжались вокруг обтянутой кожей рукояти меча: он носил звание рыцаря, помощь бедным и слабым считалась его священным долгом. Но в данный момент он являлся посланником короля и обязан был сделать все, чтобы доставить доверенное ему послание по назначению.
Тем временем турки повалили парня на землю и, пиная его ногами, принялись на дурном итальянском требовать, чтобы он отдал им что-то важное.
– Я не понимаю, о чем вы говорите. – Полный боли голос парня донесся до Доминико в тот момент, когда рыцарь начал осторожно отступать из укрытия в сторону привязанного к дереву коня.
– Ты напрасно упрямишься, наши люди донесли, что королевский гонец с важным посланием должен был проехать здесь сегодня утром в направлении Мессины.
Сердце у Доминико замерло. Застыв на месте, он начал внимательнее прислушиваться к тому, что говорили турки.
– Ему все равно от нас не отвертеться. Что мы с ним церемонимся, убить его, а потом обыскать окрестности – наверняка он бросил это где-то поблизости.
Желая нагнать на юношу еще больше страха, турки продолжали переговариваться по-итальянски. Доминико едва не выскочил на поляну с обнаженным мечом. Только внутренний голос, твердивший, что все попытки спасти мальчишку напрасны, удержал его от столь опрометчивого поступка. Если он не поторопится исчезнуть сейчас же, турки наткнутся на него, когда будут прочесывать окрестности, и тогда ему несдобровать. Они сразу догадаются, кто он и что здесь делает. Они даже могут найти королевскую эпистолу, зашитую под подкладку его камзола, и ему крупно повезет, если он вообще доберется до армии Ричарда Львиное Сердце, стоящей лагерем на Сицилии, и довезет послание (и себя вместе с ним) в целости и сохранности. Отвязав коня, Доминико уже готовился сесть в седло, когда увидел рыжеволосую женщину в поношенном платье, пробиравшуюся к нему через невысокие кусты.
– О, ваша светлость, – в голосе женщины слышалась мольба, – вам не встречался по дороге мальчик лет пятнадцати со светлыми волосами?
Тот самый, мгновенно сообразил Доминико.
– Как вас зовут, мадам?
– Люди зовут меня Руфиной, ваша светлость. Я знаю, что вы видели моего Игнасио, ваши глаза говорят об этом.
Руфина? Руфина-ведьма! Он много слышал о рыжеволосой колдунье, успевшей сбежать из города прямо из-под носа разъяренных церковников, устроивших на нее настоящую облаву.
– Да, мадам, я видел вашего сына на той лужайке за оврагом. Он попал в беду…
Не дослушав до конца, женщина рванулась к оврагу. Доминико едва успел схватить ее за руку.
– Послушайте, ваш сын попал в руки турецких шпионов. Если они увидят вас, то тут же убьют. Подождите, пока они не бросят мальчика. Может быть, потом вам удастся обработать его раны и вернуть к жизни.
Руфина славилась на всю округу как врачевательница.
– Я не понимаю, о чем вы говорите? Мой сын ранен, возможно, даже смертельно, а вы не сделали ничего, чтобы спасти его? И вы еще смеете носить рыцарский меч и называться рыцарем Сан-Римини!
Она замахнулась, чтобы ударить Доминико, но он вовремя перехватил занесенную руку.
– Я ничем не мог помочь вашему сыну. Поймите, мадам, я везу срочное послание короля и не имею права рисковать.
– Послание короля? – Женщина подняла на него полный презрения взгляд. – Неужели королевское задание для тебя важнее человеческой жизни? Для тебя, выросшего в бедном доме? Или в тебе говорят амбиции простолюдина, стремящегося заслужить королевскую милость, чтобы потом обменять ее на титул и земли?
В словах Руфины было столько правды, что Доминико на мгновение растерялся: как эта женщина, эта ведьма смогла за несколько минут угадать его самые сокровенные мысли?
– Я должен ехать. Будет лучше, если вы…
– О, за меня не беспокойся, я спасу своего мальчика, но его раны останутся на твоей совести. До тех пор, пока ты не научишься подавлять свою гордыню и жертвовать собственными интересами ради блага других, не знать твоему сердцу истинного счастья, а твоему телу покоя. Тебе так дорога твоя жизнь, что ты боишься рисковать ею? Прекрасно! Пусть отныне вечная жизнь станет твоим наказанием!
Что-то зеленое мелькнуло в ладони Руфины, и Доминико разглядел ограненный камень продолговатой формы, который женщина носила на цепочке наподобие амулета. Она направила его прямо в лицо Доминико, и на какой-то миг яркий зеленый свет ослепил его, что-то обожгло щеку… Голоса, раздавшиеся за деревьями, заставили Доминико прийти в себя. Не хватало еще, чтобы его убили из-за этой безумной!
– Спрячьтесь скорее, мадам, чтобы они не нашли вас, – быстро проговорил он, вдевая ногу в стремя.
Направив коня в сторону Венеции, Доминико мысленно обратился к Богу с просьбой о том, чтобы их с Руфиной пути никогда больше не пересекались.
Бостон, наши дни
Если повезет, эта красотка королевских кровей, вольготно расположившаяся в приемной, сможет вывести его на Руфину.
Через монитор установленной в приемной скрытой камеры Ник Блэк с интересом наблюдал из своего кабинета за наследной принцессой Сан-Римини Изабеллой ди Талора. Принцесса бросила уже не один красноречивый взгляд на циферблат своих изящных золотых часиков, однако с ее лица по-прежнему не сходила вежливая улыбка.
Ник мысленно представил себе далекого предка принцессы Изабеллы, его величество короля Бернардо, в схожей ситуации и не удержался от смеха. Король Бернардо давно бы разнес офис Ника в щепы своим боевым мечом, случись ему прождать хотя бы несколько лишних минут в приемной.
Проглотив две таблетки аспирина и запив их холодной водой из стакана, Ник повернулся к Энн Джонс, на протяжении последних пятнадцати лет безукоризненно справлявшейся с обязанностями его личного секретаря.
– Я бы предпочел не встречаться с ней лично, – устало произнес он, потирая рукой раскалывающийся от боли затылок.