— Не укоряйте меня, — поднял руки Фортье, как бы сдаваясь. — Мы займемся этим. Обязательно. Только чуть позже. Садитесь пока. Если уж вы проделали такой длинный путь, то позвольте мне это компенсировать хотя бы вкусным ужином.
— Спасибо, я не голодна, — мотнула она головой.
— Я голоден, — не принял он ее возражения. — Я специально ждал вас, чтобы поужинать. Не будете же вы столь бессердечны, чтобы не оценить моих стараний.
— Мистер Фортье, я не совсем понимаю, почему…
— Помните, — не дал он ей закончить, — я спросил вас, не будете ли вы бояться?
— Помню, — с вызовом ответила она. — И что?
— И помните, что вы мне ответили?
— Да, я сказала, что мы цивилизованные люди.
— Ненавижу это определение, — хмыкнул он. — Ненавижу цивилизованных людей. По-моему, это синоним слова целлофановый. Лучше быть естественными людьми. Но об этом позже. Я не хочу вас пугать. Поэтому скажу: я очень-очень рад, что вы приехали. Я с трепетом жду, когда вы покажете мне ваши работы. Дайте мне продлить это волнение. Поверьте, не каждый день уважаемое издательство берется печатать твою книгу, тем более не на туалетной бумаге. Вы понимаете меня? Поэтому хочу насладиться каждым мгновением моей новой жизни.
Хилари не могла сдержаться и засмеялась. Он прав. Удовольствие иногда очень хочется продлить. Она сама не прочь просто поболтать, а потом приступить к делу. Он похож на свой роман.
— Вот видите, я не ошибся. По вашему голосу я понял, что мы прекрасно поймем друг друга.
Замечание о ее голосе, который он назвал приятным, заставило ее порозоветь. Этот юноша заставляет ее чувствовать себя девчонкой. Или женщиной?
— Можно задать вам вопрос? — спросила Хилари.
— Хоть сто, — отсалютовал он. — Только не гарантирую, что на все отвечу.
— Этот самый простой, — уверила его Хилари. — Скажите, сколько вам лет?
— Неужели вы, отправляясь в поездку, не навели обо мне справки? — удивился Фортье.
— Нет, — покачала она головой. — Специально это сделала. Мне хотелось угадать. А если бы я все про вас знала…
— Любите придумывать истории?
— Скорее рисовать.
— Ну и как? Я оказался другим?
— Совершенно.
— Каким? — уточнил он.
— Мистер Фортье, — засмеялась Хилари, — вы очень ловко перевели разговор. Это вы мне разрешили задать вам целых сто вопросов. А сами не ответили на мой единственный.
— Рауль, — поправил он, — зовите меня Рауль. Когда вы называете меня мистером Фортье, мне хочется укрыться пледом, сесть в скрипучее кресло-качалку и начать пускать слюни. Мне не девяносто.
— Так сколько? — не унималась Хилари.
— Мне тридцать три, — отчетливо произнес он.
— Уже?
— Вас удивляет, что моя внешность не соответствует возрасту, — ухмыльнулся Рауль. — Моя вечная проблема. Все считают, что я юн и невинен. А я уже пожил и кое-что повидал.
— Признаться, когда я читала книгу, то думала, что вам за пятьдесят, — заметила Хилари. — А когда увидела, дала не больше двадцати пяти.
— Что, в книге все так мрачно? — спросил он как бы между делом, поддерживая легкий разговор, но Хилари поняла, что ему действительно важно знать.
— Совсем нет, — задумчиво проговорила она. Ей хотелось найти точные слова, чтобы передать свои ощущения. — Там, несмотря ни на что, очень много света, желания жить, вера… Но знать о людях столько может только взрослый человек.
— Я не произвожу впечатление взрослого?
— Нет, не производите, — засмеялась Хилари. — Но в этом есть конфликт. А когда есть противоречия, есть и развитие.
— Вы философ? — поддел ее Фортье.
— Нет, философы зануды. Умные, но скучные. Я пытаюсь быть художником. Если в картине нет конфликта, она статична.
— А рыбу вы любите, художник? — неожиданно перевел он разговор, и Хилари стало немного стыдно, что она умничала.
— Это важно? — Она удобно уселась на диване среди разнокалиберных подушек.
— Нет, — засмеялся он, — потому что на ужин рыба. И больше ничего. Но я выловил и приготовил ее сам. Это повышает ее рейтинг.
— Я очень люблю рыбу, — вздохнула Хилари. — Как вы угадали?
— Почувствовал, — очень серьезно ответил он и отправился за ужином.
Господи! Он еще и готовить умеет. Мечта и гибель женщинам. Жалко, что Хилари не умеет влюбляться по-настоящему.
Рыба была потрясающей. А еще острый белый соус. А еще салат из овощей, порезанный тонкой соломкой. А еще прохладное белое вино. Если бы он хотел сломить ее сопротивление, ему удалось бы это после такого ужина.
Некоторое время они даже не разговаривали. Хилари откинулась на подушки и наслаждалась тишиной и покоем. Ощущение комфорта и защищенности, которое она не так часто испытывала в последнее время, было столь всеобъемлющим, что ей хотелось закрыть глаза и навеки остаться в этом состоянии. Неужели достаточно тихих сумерек, спокойного разговора и игры света на столовых приборах, чтобы жизнь показалась полной и завершенной. Или это его присутствие?
— Как? — услышала она как сквозь вату голос Рауля.
— Божественно, — улыбнулась Хилари. — Никогда не думала, что гастрономические изыски могут вызывать такое абсолютное умиротворение.
— Поверьте, это только одно из неотъемлемых удовольствий человека, — заметил он.
— Так просто? — лениво ответила она, не обращая внимания на скрытый в его словах намек.
— Да. Особенно если об этом не задумываться, а уметь отдаваться им.
Рауль помолчал. Потом встал и прошелся по дому. Он остановился у окна и долго смотрел на закат. Хилари вдруг захотелось подойти к нему, обнять сзади, положить голову ему на плечо и тоже смотреть, как умирает день…
— Вы способны говорить о деле? — вдруг спросил он и резко развернулся.
Хилари встрепенулась. Ничего себе! Накормил ее вкуснейшим ужином, говорил о пустяках, веселил, заставил совершенно потерять контроль, а теперь окатил холодным душем. Она была совершенно ни на что не способна, но последним усилием воли привела в порядок голову и мышцы. Нужно поговорить о рисунках, которые она везла с другого конца страны. Действительно, не приехала же она сюда, чтобы положить ему голову на плечо…
— Да, конечно, — серьезно ответила Хилари, поняв: в комнате больше нет мужчины и женщины, а есть два профессионала, которые должны обсудить условия сделки. Ей стало грустно. — Что-то я совсем расслабилась. Если нетрудно, подайте мне папку, она где-то у дверей.
Фортье протянул ей папку и присел рядом на диван. Хилари осторожно развязала ленточки и стала раскладывать вокруг себя рисунки.