О сне ни Себастьян, ни Ева, несмотря на насыщенность прошедшего дня, даже не думали. Обоим хотелось насладиться Африкой как можно полнее. И не только Африкой. Еще и обществом друг друга, хотя в этом ни он, ни она не решались признаться даже себе.
— Надо бы перенести вещи из автобуса в бунгало, — пробормотал Себастьян.
— По-моему, за нас это уже сделали работники отеля, — ответила Ева, посмотрев туда, где они высадились из автобуса.
Себастьян проследил за ее взглядом.
— Думаю, ты права. Автобуса нет.
— Кого в какой номер поселили, наверное, можно узнать у портье. — Ева повернулась лицом к небольшому домику, в котором располагалась администрация отеля.
Себастьян на миг представил себе, что они разойдутся прямо сейчас и до завтрашнего утра больше не увидятся, и осознал, что вечер для него просто пропадет даром. В голову ему тогда опять непременно полезут разные дурацкие мысли, кто-нибудь из парней, жаждущих по дешевке заполучить экзотических развлечений, определенно навяжет свою компанию.
Нет, я не должен этого допустить, с испугом подумал он, соображая, как бы уговорить Еву не уходить.
— Ты устала? Уже хочешь спать?
— Спать? — Ева посмотрела на него так недоуменно, как если бы он сказал, что они не в Африке, а в родной, до боли знакомой Шотландии. — Что ты! Спать мне ничуть не хочется.
Сейчас переоденусь и узнаю у кого-нибудь, есть ли поблизости какое-нибудь кафе или бар, где можно было бы посидеть. Говорят, вечера здесь не менее интересны, чем дни. Ближе к ночи можно услышать целую симфонию удивительных звуков.
— Да? — спросил Себастьян, притворяясь, что задумывается, не сходить ли и ему куда-нибудь. — А меня с собой возьмешь?
На лице Евы отразилось столько удовольствия и даже облегчения, что если бы Себастьян ничего не знал о ее прошлом и о том, какая она в действительности, то подумал бы, что ей страстно хочется провести этот вечер с ним.
— Конечно, возьму, — пробормотала Ева, и ее щеки порозовели.
Спустя полчаса они встретились у домика администрации. На Еве теперь было светлое платье до колена, довольно простого покроя.
На ее точеной фигуре оно смотрелось превосходно, но его неброскость сильно смутила Себастьяна. В женской одежде он разбирался неважно, но дорогую фирменную вещь от изделия массового пошива отличал без особого труда.
В годы студенчества Ева всегда была разодета в пух и прах — девчонки постоянно обсуждали ее наряды, драгоценности, сумки, перчатки, обувь, зонтики. Поверить в то, что за несколько лет она стала совершенно другим человеком, Себастьян не мог, так как считал это невозможным. По его твердому убеждению лишь до пятилетнего возраста люди меняются, а потом характер уже окончательно сформировывается и любые попытки что-то исправить ни к чему не приводят. К переменам в родных и знакомых он всегда относился с недоверием, воспринимая их как обман или временное явление, и всегда оказывался прав.
Но когда Ева, приблизившись к нему, остановилась и обезоруживающе искренне улыбнулась, он тут же забыл обо всех своих подозрениях.
— Идем? — спросила она с воодушевлением и некоторой робостью.
— Идем.
Они направились туда, где за бунгало располагался, как им объяснил администратор, бар под открытым небом. В нем до глубокой ночи пел и играл для туристов профессиональный гитарист.
Большинство столиков в баре были заняты.
Звучный тенор музыканта наполовину заглушали раздающиеся отовсюду разговоры на английском, немецком, итальянском и других неизвестных ни Еве, ни Себастьяну языках.
Они сели за один из свободных столиков и заказали свежевыжатый сок «пэшн».
В глазах Евы сияли серебряные огни, похожие на недосягаемые звезды в черном небе. Себастьян смотрел на эти звезды, и ему казалось, что именно в них прячется ее колдовская сила.
А, будь что будет, думал он. Пусть на время каникул эта умопомрачительная ведьмочка околдует меня, если ей того хочется. Только на кой черт я ей сдался? О том, состоятелен я или нет, она не имеет понятия, о том, что я не граф и не герцог наверняка догадывается.
Впрочем, какая мне разница? Я сижу сейчас с ней за одним столиком, мне хорошо как никогда, зачем ломать голову над чем-то еще?
— Завтра опять будем ездить по Самбуру, — мечтательно протянула Ева, отпив через длинную трубочку немного сока, только что принесенного чернокожей девушкой в цветастом топе и короткой оранжевой юбочке. — Здорово! Мы ведь еще не видели ни самбурского леопарда, ни черношеего сомалийского страуса, ни орлов.
— Завтра обязательно увидим, — ответил Себастьян, глядя на ее повлажневшие от сока и сделавшиеся от этого еще более соблазнительными губы.
Он сознавал, что не должен так откровенно на них смотреть, что это неприлично, что о поцелуях с Евой может даже не мечтать, но, как это ни странно, не мог себя перебороть.
Ее губы выглядели сейчас, в свете вечерних фонарей, такими, будто были сделаны совместными усилиями нескольких творцов-художников, задавшихся целью создать самые аппетитные губы в мире.
Ева, перехватив его взгляд, заметно напряглась и опустила глаза.
Сдается мне, она со мной заигрывает, подумал вдруг Себастьян не без вожделения. Притворяется невинной, чтобы сильнее разжечь.
Точно! По-другому объяснить ее поведение просто невозможно, ей-богу… Что ж, я должен чувствовать себя счастливцем. Целовать такую женщину, пусть даже колдунью, исполненную коварства, — да об этом можно только мечтать!
Сердце у него в груди забилось вдруг так часто и громко, что он испугался, как бы Ева и сидящие за соседним столиком немцы не услышали его оглушительных ударов.
Только не надо так сильно волноваться, а то наделаю глупостей, мысленно предупредил себя он. И потом, все это слишком странно, слишком подозрительно. Буду действовать крайне осторожно, а там — посмотрим.
Выдержав значительную паузу, Ева вновь поднесла к губам стакан и взяла в рот трубочку, а сделав глоток, опять заговорила о продолжении сафари. Сначала как будто нерешительно, потом все с большим и большим воодушевлением. Рассказывая то, что ей известно о саванне, о гиенах, о добряках слонах, она в своей увлеченности становилась еще прекраснее и желаннее Себастьяну.
Он смотрел на нее, и ему казалось, что все в ней — и то, как плавно понижается и повышается голос, и то, как двигаются губы, и то, как покачиваются при малейшем движении головы лежащие на плечах локоны, — манит его, говорит о ее желании с ним сблизиться. По прошествии минут двадцати — тридцати Себастьян уже чувствовал себя возбужденным донельзя и не мог дождаться возможности выйти вместе с Евой из этого чертова бара и, положив руку ей на талию, увести куда-нибудь в тень росших между бунгало деревьев.
