Кейт улыбнулась разговорчивой Карли и более молчаливой Эвелин, представилась сама и села. Гамбургер оказался чистой амброзией. И ей очень понравился разговор с женщинами. Очень скоро она обнаружила, что Карли была замужем за Джимми и работала у ведущего и, собственно, единственного гинеколога этой местности, доктора Симона Чейза. Эвелин и ее муж имели ранчо неподалеку отсюда, у них были шестилетние мальчики-двойняшки и двухлетняя дочь по имени Синди.
– А у меня это первый, – сказала Карли, похлопав по своему животу. Затем она наклонилась, насколько позволяла ей ее фигура, и прошептала: – Надеюсь, ты не подумаешь, что мы слишком уж суем свой нос в твои дела, но нам очень уж хочется узнать одну вещь. Ты девушка Нида?
Кейт засмеялась.
– Нет, мы просто… друзья. Точнее, только знакомые. Я просто помогаю ему в баре, работая за стойкой, пока Клифф не выйдет снова на работу.
– Так значит, ты профессиональный бармен? – спросила Эвелин.
– Нет, обычно я… – она остановилась, размышляя над тем, кто, собственно, она на самом деле или кем она будет, когда у нее снова наладится жизнь. Будет ли она палатной медсестрой, дежурной медсестрой, медсестрой интенсивной терапии? Она уже поработала на всех этих должностях в последние три года, в разных местах, в разных больницах, под разными именами. Причем ее настоящие данные скрывало само правительство.
– Обычно я занимаюсь другим. А сейчас, если вы позволите, я пойду, мне надо продолжать работать.
Кейт улыбнулась, обменялась на прощание любезностями со своими новыми знакомыми и убежала к бару. Итак, она несколько минут с удовольствием болтала как обыкновенная беззаботная женщина. Но она не была обыкновенной.
Она очень сомневалась, что когда-нибудь станет обыкновенной. И будет лучше, если она не станет забывать об этом.
Весь вечер прошел у нее в постоянной работе, и она пропустила и десятичасовые новости. Когда в полночь бар закрылся, она чувствовала себя такой уставшей, что смогла лишь добрести до кровати и сразу же крепко заснула.
В пятницу все повторилось, с той лишь разницей, что работы оказалось еще больше. Кейт внимательно изучила все газеты и сумела вырваться, чтобы посмотреть новости по телевизору, но сообщений об убийстве доктора Вебера нигде не было. Она просмотрела все некрологи. И там – ничего. Странно. Что-то было не так.
После того, как бар закрылся, она не смогла заснуть и, лежа в кровати, с тревогой стала обдумывать ситуацию. От волнения ей стало плохо, и только звуки посапывания Нида, доносившиеся до нее издали, немного успокаивали Кейт, удерживая ее от нервного срыва. Ее тянуло проскользнуть к нему в комнату, лечь рядом с ним, свернувшись в клубок, и выложить ему все свои секреты. Он бы прижал ее к себе своими сильными руками и сказал бы, что все будет о'кей. Она знала, что это было глупо и не имело смысла, но в своих мечтах ей представлялось, что он может победить все ее страхи и что она будет счастлива всю оставшуюся жизнь.
«Вернись к действительности», – сказала она себе. Она не имела права втягивать Нида в эту историю. Он был слишком хорошим парнем.
К субботе волнение Кейт разрослось до ужасных размеров, а ее воображение подбрасывало ей все новые и новые версии событий. Двумя главными причинами, объясняющими отсутствие информации о докторе Вебере, было либо то, что полиция не допускала публикаций (что казалось очень маловероятным), либо то, что убийце удалось избавиться от трупов. В любом случае машину доктора должны были искать. Если этим делом занималась полиция, то они уже должны были обнаружить, что машина доктора куда-то пропала. Если же полиция еще не знала об убийстве, то убийца-то сам видел, как она уезжала на машине и, скорее всего, запомнил эту машину.
Как бы ни развивались события, но оставлять этот ярко-красный «порше» рядом с баром было крайне опасно. Конечно, машина стояла не на виду, за зданием, но все равно рано или поздно она приведет к катастрофе. Один раз машина спасла ей жизнь. Машина и наблюдательность Кейт, которая заметила, что доктор Вебер оставляет ключ в магнитном держателе в одном месте под своей спортивной машиной. Теперь же эта машина могла вывести преследователей прямо на нее. И на Нида.
Перед глазами у нее появился автомат, который сжимал убийца, и выражение его лица. Ее передернуло.
Надо как-то избавиться от машины. Побыстрее.
Последний субботний посетитель бара был выпровожен в час ночи, и Нид запер входную дверь. Он прошел к стойке, где Кейт подсчитывала выручку в кассе, и сел напротив нее.
За то короткое время, которое она провела здесь, она чертовски хорошо поработала в баре. И с ним тоже, чрезвычайно возбуждая его. Он не мог припомнить, чтобы какая-нибудь женщина так сильно захватывала его. Если он был с ней в одной комнате, то не мог оторвать от нее своего взгляда, когда же ее рядом не было, он не мог не думать о ней. Сейчас он сидел и смотрел, как она подсчитывает выручку.
Ее пальцы были длинными и тонкими, а ногти короткими, аккуратно подстриженными и без маникюра. Что-то в ее руках напомнило ему руки его сестры Сары. Нежные, заботливые, но сильные руки врача. Ему болезненно захотелось дотронуться до них и чтобы они дотронулись до него. Эти мысли зародили у него прилив желания, и он весь напрягся. Она оторвалась от подсчетов и взглянула на него с улыбкой. Его желание усилилось.
Бог мой! Ее улыбка, как динамит. Но даже когда она улыбается, у нее в глазах какой-то страх, выражение загнанного человека. А маленькая вертикальная складка озабоченности, казалось, никогда не сходила с ее лба. Он дал ей возможность самой рассказать о своих проблемах, но она молчала. Он не настаивал, но, черт возьми, вдруг ей нужна срочная помощь. Он приходил в бешенство от одной мысли о том, что кто-то плохо обошелся с ней. Может быть, сейчас стоило нажать на нее?
– Кейт, что случилось?
– Ничего не случилось. Все хорошо. У тебя хорошая прибыль за эту неделю. Посмотри.
Она показала ему кассовую ленту и свои подсчеты, затем облокотилась на стойку.
Он лишь мельком взглянул на ее подсчеты.
– Я говорю не о деньгах. Чем ты озабочена? Это из-за того ублюдка, который побил тебя? Только скажи, и я вместе с тобой отправлюсь, чтобы разобраться с ним.
На лице у нее отразилась паника.
– Нет!
В Ниде клокотала ярость к тому сукиному сыну, любящему играть в гольф.
– Больше он до тебя не дотронется. Уж я за этим присмотрю.
В глазах у нее появились слезы. Она наклонилась и, протянув руку через стойку бара, дотронулась до его щеки.
– Ты не можешь представить себе, как я ценю то, что ты хочешь помочь мне. – Она глубоко вздохнула. – Но с этим я должна разобраться сама.
