Глава четвертая
За столом у отца она почти не ела. Сейчас, уловив струйку восхитительного аромата, доносившегося с кухни, она вдруг почувствовала волчий аппетит.
— Чем-то очень вкусно пахнет, — произнесла она, заполняя возникшее между ними молчание.
Улыбка шире раздвинула его губы. То, что она здесь, в его доме, давало ему удивительное ощущение завершенности. Словно без Киры моему дому недоставало души, подумал он.
— Тушеная баранина по-навахски с кукурузными клецками и немного салата. На десерт пирог из груш, — сказал он. — На прошлой неделе ко мне заезжал приятель и привез чилийские груши. Ты всегда любила поесть.
Его присутствие пробудило в ней аппетит не только к пище. Она была не в силах отвести глаза от линялых джинсов, обтягивающих его узкие бедра, и потертой вельветовой рубашки на его плечах. В сравнении с веявшими от него сдержанной чувственностью и домашним уютом ее заметно помявшиеся шерстяные брюки и кашемировая двойка цвета слоновой кости казались излишне нарядными и даже нарочитыми.
Хорошо хоть я сегодня не убрала волосы в пучок, успокаивала себя Кира, зная, что ему больше нравятся распущенные. Однажды, когда она лежала рядом с Дэвидом на узкой одноместной кровати в его трейлере, поцелуями доводя его до безумия, он сказал, как ему нравится занавесь ее волос, спускавшаяся ему на лицо.
— Как водопад, — произнес он шепотом.
Вздрогнув, она заметила, что Дэвид внимательно наблюдает за ней, и поспешила переключиться на изучение окружающей обстановки. Судя по гостиной с огромным камином, уютными диванами, обитыми стеганым бархатом шоколадного цвета, полом, выложенным мексиканской плиткой и устланным яркими красными и коричневыми навахскими коврами, его дом был оформлен с утонченным вкусом.
Его богатая коллекция индейской скульптуры, керамики и плетеных изделий прекрасно уживалась с несколькими африканскими вещицами.
— С удовольствием устрою тебе полный осмотр, — предложил он с легкой улыбкой, вызванной ее явным интересом и одобрением, — только приготовлю клецки.
Повинуясь его легкому прикосновению к спине, она первой вошла в кухню и устроилась на одной из табуреток у стойки бара под медным навесом.
Несмотря на предстоящий им серьезный разговор, было так хорошо просто сидеть здесь, наблюдая за тем, как ловко и деловито он занимается традиционно женскими обязанностями. На ее взгляд, его опыт в кулинарии лишь прибавлял ему мужественности.
Приготовив клецки и снизив температуру в духовке, чтобы не пригорел фруктовый пирог, Дэвид открыл охлажденную бутылку калифорнийского шардонне.
— Это из винограда, выращенного моим другом, которого я защищал по гражданскому иску, — сказал он, наполняя два бокала бледно-золотистым вином и передавая один ей.
Взяв его, Кира понадеялась, что Дэвид не станет произносить тост. Что-нибудь вроде «за старые добрые времена» отбросило бы их от и без того непростого перемирия к обвинениям и взаимным упрекам. А ей этого не хотелось. Пока.
Казалось, он почувствовал это.
— Давай оставим тосты на потом, ладно? Пошли, я покажу тебе интерьер, — предложил он.
С бокалами в руках они зашли сначала в его кабинет. Соединенный с кухней длинным коридором, надежно отделявшим его от остального дома, он оказался чем-то вроде мини-офиса с комнатой для секретаря, еще одной комнатой для него самого, маленькой ванной и помещением архива.
Я сделаю комнату и для Киры, если удастся уговорить ее стать моим партнером во всех возможных отношениях, размышлял он, наблюдая за ее лицом, пока она изучала его рабочее место с полками, заставленными сводами законов, письменным столом и окнами, из которых открывался вид на скрытые ночной пеленой вершины гор. Он понимал, что ему предстоит преодолеть непростой путь от склона желаний до вершины крутого холма их осуществления и что для этого остается очень мало времени, всего несколько недолгих недель, пока она пробудет во Флагстаффе, помогая отцу в его работе.
Ему и самому было важно узнать ее заново, убедиться, что инстинкт его не обманывает.
Конечно, она тоже должна его принять. Если он заставит ее поверить, что был готов растерзать Большого Джима, когда коварный окружной прокурор сказал ему, что он должен исчезнуть ради ее же блага как в материальном плане, так и в плане учебы, то, возможно, она простит его за то, что он предпочел избежать болезненного объяснения. Они могут начать все сначала, медленно и с наслаждением завоевывая сердца друг друга.
Дальше была столовая, составляющая второе крыло дома вместе с гостиной и кухней, в которой он задержался, чтобы проверить свое кулинарное творение. В не очень большой столовой, как и в гостиной, были раздвижные стеклянные двери, ведущие во внутренний дворик с бассейном.
— Мне понравилась твоя коллекция плетения, — сказала Кира, легонько притрагиваясь к одной из выставленных на буфете корзин племен папаго, апачей и навахо. — Возможно, я ненормальная, но для меня такие вот необычные плетеные корзины гораздо интереснее, чем емкости для ягод или кукурузы. Они пробуждают грезы о прошлом и открывают простор для воображения…
Он чувствовал точно так же. Наверняка в истории рода Фрейксов присутствует индейская кровь, подумал Дэвид. Может быть, по материнской линии. До ужина у него оставалось время как раз для того, чтобы показать ей часть дома, где размещалась спальня.
— Пойдем, я покажу тебе, где сплю, а потом и поужинаем, — предложил он, изо всех сил стараясь, чтобы его слова не прозвучали как попытка соблазнить ее.
Хотя она душой и телом полюбила его необычное жилище, едва переступив порог, но именно в спальне у нее вырвался негромкий вздох, вызванный желанием жить в таком месте. Оформленная в более авангардистском стиле, чем остальная часть дома, она была почти овальной формы. Потолок был раза в два выше, чем в других комнатах, словно свод современного собора из стекла и кедра, устремленный к небесному сиянию, зажигавшему солнце и звезды.
С одной стороны эту воздушную конструкцию поддерживал камин, поменьше, чем в гостиной, но все же достаточно внушительных размеров. Мебели здесь было немного — в основном старинный комод и кровать, состоящая из двухместного матраса, уложенного прямо на плитку пола и покрытого лоскутным одеялом.
Несмотря на возникшее у Киры ощущение, что комнату оформлял какой-нибудь современный Ле Корбюзье, в целом помещение загадочным образом напомнило ей бедный хоган, в котором Дэвид рос, с одеялами, раскиданными прямо по грязному полу, и отверстием для дыма от костра над головой, впускавшим ночной воздух, уносивший запахи пищи.
