милов
а ть – не мил
у ю. Даже прощения не умею просить…
– Велс, – тихо прошептала Морана, – поцелуй меня, а?
Поцелуй в точности соответствовал этому утру. Нежный, теплый, он захватил этих двоих с головой, подарив нечто неосязаемое, ещё не осознанное, но уже возникшее. Морана почувствовала улыбку на своих губах. Потом муж отстранился, напоследок потеревшись о её щеку своим носом.
– Иди, одевайся, – улыбался мужчина. – Поедем, куда я вчера обещал. Да и в деревню надо заехать. Попросим Прасковью Никитишну, пусть хозяйство у нас ведет. Не всё тебе одной делать…
В груди у Кощея что-то пело. Не чувствуя ног, он сбежал вниз, на первый этаж, перехватил что-то со стола и выбежал в конюшню.
– Ну, наконец-то! – раздался язвительный голос из крайнего стойла. – Проспался?
– И тебе здравствуй, Огневица, – ухмыльнулся Кощей. Этим утром ничто и никто не смогло бы испортить ему настроение. Слишком уж удачно всё сложилось.
– Да ты доволен, как я погляжу! – ярко-рыжая лошадь махнула красной гривой. На солнце заплясали сполохи и солнечные зайчики. – Давно тебя женить нужно было.
Кощей улыбнулся и взял щетку, рассказывая лошади, куда они сегодня направляются…
Летит по небу конь-огонь. Гривой сполохи в небе рождает, хвостом облака метет. А на спине два всадника – богатырь улыбчивый, да девица красная, от страха попискивающая…
Мора боялась высоты еще с детства, испытывая безотчетный ужас, когда мать или отец брали её с собой прогуляться над облаками. Как оказалось, присутствие Кощея на этот факт влияло мало. Выяснила это девушка уже на высоте, вцепившись в мужа, закрыв глаза и тоненько поскуливая. Кощей честно пытался сдержаться. Первые десять минут ему это даже удавалось. Потом мужчина начал хохотать, грозя упасть с лошади вместе со своей молодой женой.
Впрочем, долго это не продлилась – Морана все-таки нашла выход, крепко прижавшись к мужу и обхватив его конечностями. Почуствовав мягкость женского тела, Кощей, измученный утрешними обстоятельствами и видами (ох и снились ему ближе к рассвету стройные ножки Мораны-смертушки), прекратил смеяться и натужно засопел. До деревни ехали молча, но довольные друг другом: он-таки догадался приобнять жену, а она неосознанно ласкалась в широком кольце мужских рук.
Деревенька была не маленькой – почти сотня домов, да и Кощея тут знали хорошо, почитая его как защитника и оборонца… да и пакостника зловредного! А кто б еще додумался братьям Ерофеевым, признанным дурням, сказать про клад под Ведьминой Горой? Они тогда половину села перекопали, пытаясь найти заветное золото… Или та байка про цветик-семицветик, растущий только в Иванову Ночь? Молодежь парами ходила искать проклятущий цветок, после чего следовал сезон свадеб и повальное рождение незапланированных детей, что очень поднимало демографию…
Но самым большим грехом, водившимся за патлатым злыднем, было совращение дочери старосты – Маняши, дородной девки с шестым размером… глаз! – и отказ жениться на ней. Впрочем, мужчина и не думал отпираться и даже отвалил золота ей на приданое, поэтому его с удовольствием привечали в Великих Козленках, украдкой подсылая симпатичных девушек на выдание поближе…
Бабка Параська была грозой и обличителем местных… всех! Она умудрялась знать всё про любого, мало-мальски грешного жителя деревеньки, зачастую даже такие подробности, что соседи только диву давались, за глаза называя бабку ведьмой. Муж ее, ныне покойный кузнец Добромил, тоже, поговаривали, знался с нечистой силой, но это было бездоказательно да и попросту глупо – ведь обличить ее пытались в основном те, кому было что скрывать… Дома бабку застать не удалось – она с раннего утра хлопотала по хозяйству, умудряясь следить за соседями через приоткрытую дверь коровника, при этом комментируя гнусное поведение оных.
– Доброго утречка тебе, Прасковья Никитишна! – гаркнул Кощей, пинком открывая сарай.
Бабка недовольно крякнула и поймала едва не опрокинутый подойник.
– От злыдень и есть, чтоб тебя, – недовольно прокомментировала она появление незваного гостя. – Тебе чего?
– Мне б хозяйку в дом, – с обезоруживающей улыбкой признался мужик.
– Так женись, – недовольно буркнула Параська. – Аль хочешь, чтоб я свахой к тебе пошла?
– Да женился я! – отмахнулся Кощей.
– Что, дура бесталанная? – поцокала языком. – Это все твои принцесски. Брал бы девицу справную, да и жил бы себе припеваючи.
– Так я и взял, – блондин махнул рукой, указывая куда-то в сторону.
Бабка с любопытством уставилась на темноволосую красавицу с серыми, будто отливающими серебром, очами. Та оказалась неожиданно хороша, да глядела на бабку без обычного для девиц высокого сословия презрения. Вот только было в ней что-то… странное. Молоденькая вроде совсем, ан глаза старые, знанием наполненные. И любопытно стало Параське, аж жуть!
– Ла-а-а-адно, – затянула она, – так и быть. Коль десять серебрушек за год положишь, пойду к тебе хозяйкой.
Поворчав для приличия, Кощей согласился. Кто ж еще по доброй воле на хозяйство к нему пойдет? Хотя, за десять серебрушек… На том и порешили.
– Да погоди ж ты! Не насаживай так!
Соорудив из длинного прута да бечевки из конского волоса уду, Кощей усиленно учил молодую жену премудростям рыбной ловли. Морана училась плохо, все
