— Ну же, — с нажимом произнес Макс Дзапелли, — объясните мне.
— Он… э-э… он не очень хорошо повел себя, когда закрылся завод Пиллингера, — призналась Элин.
— Не думаю, что большинство ваших работников пришли от этого в восторг, — сухо возразил итальянец. Он не собирался удовлетвориться таким ответом. — Что еще?
Элин вздохнула. Стоит ли говорить, думала она, если ее все равно уволят! Однако она не хотела оставаться под подозрением. Значит, попробует оправдаться и скажет…
— Еще он пригласил меня однажды на свидание, а я отказалась.
— Он вас… гм… не привлекает?
— Честно говоря, нет. Но…
— Но?..
— Это не имеет прямого отношения к нашему разговору, но как-то я встречалась с мужчиной из нашей фирмы, и он, вероятно, сделал вывод, что ему положены привилегии. — Элин пожала плечами. — Стал опаздывать на работу, уходить раньше, никого не предупреждая, ну и так далее. После этого я взяла за правило не ходить на свидания ни с кем из подчиненных.
Впервые за весь разговор Максимилиан Дзапелли согласно кивнул.
— У меня такое же правило, — заметил он, и пока Элин прикидывала, могла ли хоть одна из фотографировавшихся с этим «ловеласом» элегантных женщин быть обремененной ежедневными, с девяти до пяти, обязанностями, он уже задавал следующий вопрос: — Значит, вы сказали Барреллу «нет». Ему это не понравилось. И он ждал возможности, вроде сегодняшней, чтобы обнародовать сведения, которые вы благоразумно забыли внести в заявление о приеме на работу, и тем самым причинить вам максимальное неудобство?
— Все было… э-э… не совсем так, — промямлила она, представляя, какой разнос получил Крис Никсон из отдела кадров, прежде чем ее вызвали сюда.
— Нет? — холодно переспросил он.
— Нет, — упрямо ответила она. — Не говоря уже о том, что меня никто не спрашивал о родственных связях с кем-либо, работающим в области керамики… — Страсти Господни, подумала она, заметив, как прищурились его глаза. — Извините, — честно признала Элин свою бестактность. — Я понимаю, что сейчас не время для… шуток, но я немного волнуюсь. Так или иначе, — быстро продолжила она, все же удивляясь себе — зачем ей было извиняться, — я собиралась сказать Крису Никсону о своем родстве с Пиллингерами, но… как-то не сложилось. Я хотела получить эту работу, она мне была совершенно необходима, — объяснила Элин и прикусила язык, тут же сообразив, что фактически призналась в своем трудном финансовом положении. Тупица, обругала она себя. Не хватало, чтобы он решил, будто она готова на нечестный поступок для разрешения денежных проблем — вплоть до похищения чертежей. — Да, — торопливо продолжила она вслух, — я понимала, что такие сведения могут мне повредить. Впрочем, — добавила Элин, — мне казалось, что у вас здесь достаточно бывших сотрудников Пиллингера, и поэтому очень скоро все узнают, что я его падчерица.
Выпалив все это и замолчав, Элин смотрела, как Макс Дзапелли без каких-либо комментариев выпрямляется и обходит стол. Он задумался, опустив голову, и Элин сказала себе, что дорого дала бы, чтобы узнать, о чем он думает.
Потом порывисто, от чего она уже перестала вздрагивать, он вскинул голову, остановил на ней все тот же пронзительный взгляд и спросил:
— Вам не приходила мысль, что вас могут уволить, когда все выяснится?
Элин сглотнула. Господи, ну и крут!
— То есть теперь я буду уволена? — с трудом проговорила она.
— За то, что пропустили пункт о связи с конкурирующей фирмой?
— Конкурирующей фирмы больше не существует. Я спрашивала, буду ли уволена в связи с исчезновением чертежей Брайана Коула.
Секунду-другую пронзительные темные глаза удерживали твердый, может быть, лишь чуть встревоженный взгляд зеленых глаз.
— Льщу себя надеждой, что я не настолько не справедлив, — заявил он. — Когда я точно узнаю, кто взял их, тогда и уволю мошенника. — Однако прежде, чем она успела вздохнуть с облегчением, он добавил: — До тех пор, мисс Толбот, я хочу, чтобы вы были в поле моего зрения.
Из этого можно было сделать вывод, что она остается подозреваемым номер один. Но из этого следовало также и то, что работы пока она не лишалась. Элин нужна была эта работа, а точнее, нужны были деньги. Элин встала. Сейчас она ему скажет, чтобы он подавился своей работой… Но если она уйдет от Дзапелли подозреваемая в краже, ей не найти работу, за которую заплатят пусть даже половину того, что платят здесь. Элин пришлось подавить гордость.
— Спасибо, — только и произнесла она.
И ушла с достоинством, какое могла в себе найти, не взглянув больше на итальянца.
Во вторник, через неделю, Элин еще не могла сказать, что успокоилась. Насколько она знала — а она и близко не подходила к отделу художественного конструирования, — злоумышленника еще не обнаружили. Однако, несмотря на свои слова: «Я хочу, чтобы вы были в поле моего зрения», Макс Дзапелли, по слухам, вернулся в Италию на следующий же день!
Нет, она не хотела увидеться с ним, Боже упаси! Есть вещи намного приятнее встречи с синьором Дзапелли! Но Элин испытывала беспокойство, в чем должна была признаться себе. Впрочем, оно и понятно: пока мошенник не найден, она остается под угрозой увольнения. А счета — счета ведь все поступали…
На ее столе зазвонил внутренний телефон. Почему-то в последнее время при каждом звонке — которые, к счастью, были не частыми — сердце у нее выпрыгивало из груди. Да, странно, думала она, произнося «Алло!» в трубку, ведь он сейчас в Италии и, по слухам, не появится раньше чем через месяц.
— Привет, Элин, это Крис, — раздался приятный голос в трубке, и Элин почувствовала себя виноватой.
Она собиралась извиниться перед ним, представляя, какие едкие замечания он должен был выслушать от итальянца за то, что не выяснил связь фамилий Толбот и Пиллингер, когда принимал ее на работу. Но Элин все откладывала звонок, а когда прошло несколько дней, и Крис тоже не позвонил, Элин решила, что он предпочитает больше не поддерживать с ней никаких отношений. Но ответила она тепло:
— Привет, Крис.
Он ей нравился, и Элин не хотела терять эту дружбу. Похоже, теплый тон приободрил его.
— Я хотел узнать, как ты смотришь на то, чтобы пойти куда-нибудь со мной сегодня вечером, — объявил он без предисловий.
— Я… мне нравится эта идея, — улыбнулась она в трубку.
Элин не хотелось ничего обсуждать на работе, но поскольку он теперь знал о ее семье, то когда заедет за ней, можно будет без труда объясниться. Расскажет, что она нервничала, боясь упустить работу, осложнить отношения с родными.
— Отлично, — сказал он, и в его голосе слышалась радость. — Я закажу столик где-нибудь. Что, если заеду за тобой в семь?
