Предательница! Клер старательно обошла кошку, которая и не собиралась при ее появлении прекращать свою экстравагантную трапезу. Продала душу за банку консервов! Она не удержалась и быстро, тайком от Хантера, показала Зое язык.
— Давно ты стал увлекаться утренним бегом? — холодно поинтересовалась она, достав пакет сока и наполнив стакан.
— Сейчас это превратилось в повальное увлечение. Все бегают.
— Я не бегаю, — отрезала Клер. И тут же пожалела, если не о самих словах, то об интонации, с которой они были сказаны. Хантер моментально уловил подтекст. Клер никогда никуда не бегала, это он убежал. От нее, от свадьбы, от семейной жизни. Она сделала слабую попытку замять неловкость. — Я не люблю поступать, как все.
Хантер не отвечал. Тянулись томительные секунды. Клер набралась смелости и осторожно взглянула в его сторону. Карие глаза в упор рассматривали ее.
— Да уж, с этим трудно спорить. — Его голос почему-то показался ей хриплым. — Ты не такая, как все.
— Я имела в виду…
— Не надо ничего объяснять, Клер.
Воздух дрожал от возникшего напряжения. Казалось, еще минута, и в сгустившейся наэлектризованной атмосфере маленькой кухни запрыгают шаровые молнии. Малейшая искра, дуновение ветра, просто движение — и вспышка неизбежна. Взгляд Клер в панике заметался по кухне, она не знала, куда девать глаза. Хантер. Окно. Зоя. Потолок. Кончики собственных туфель. Наконец удалось задержаться на стакане с соком. Клер впервые с такой очевидностью убедилась в пользе этого напитка. Непревзойденное средство, когда необходимо успокоить не в меру разошедшиеся нервы.
Хантер, не отводя от нее пристальных глаз, откинулся на спинку стула.
— Клер?
— Что? — полуобморочным голосом откликнулась она.
— Сегодняшняя ночь в твоей комнате была очень непростой для меня. Я много размышлял над тем, кем мы были друг для друга и что же на самом деле произошло в нашей жизни много лет назад. Мне все казалось — ответ где-то рядом, здесь, в твоем доме. Надо только как следует поискать, и все станет просто и понятно. Но даже та старая фотография на полке не смогла мне помочь.
— Если ты искал моих воспоминаний, то их там давно нет. В моей жизни теперь совсем другой период. Так же, как и в твоей.
— Но все же…
— Ты ведь не рассчитывал всерьез, что за двенадцать лет ничего не изменилось и я осталась прежней? — мягко перебила она.
— Я сам не знаю, Клер. Я не знаю, чего ожидал и на что рассчитывал.
— Мне очень непросто видеть тебя сегодня здесь, Хантер. Честно говоря, я сомневаюсь, захочу ли когда-нибудь еще раз хоть что-то разделить с тобой, будь то кров, пища или невзгоды и радости. И печальные события, связанные с уходом Эллы, только обостряют ситуацию. — Она помолчала. — Ты понимаешь, о чем я?
— Тебе действительно интересно мое мнение? — вопросом на вопрос ответил он.
— Да.
Хантер опустил голову, облокотился на стол, словно собираясь с мыслями, и вдруг резко, одним движением поднялся и в два шага пересек кухню. Высокий, выше на полголовы, теперь он буквально нависал над Клер. Волна сильнейшего притяжения вновь захлестнула Клер, и она инстинктивно отступила.
— Ни за какие сокровища мира я не согласился бы провести эту ночь где-то в другом месте. — Хантер заговорил очень тихо, силясь сдержать готовые хлынуть через край эмоции. — Не важно, как больно мы обидели друг друга много лет назад. И пусть причина, по которой я приехал, трагически непоправима, я все равно счастлив быть здесь сегодня. Быть с тобой.
— Но ты уехал… — Все силы Клер ушли на то, чтобы заставить себя смотреть прямо в глаза Хантеру. Поэтому голос упал почти до шепота.
— Но это не значит, что я не переживал и не думал о тебе. Тысячу раз со времени отъезда. И вчера моим первым порывом было войти в дверь твоего дома, а не своего.
Клер слушала и искренне недоумевала. Как может мужчина, много лет назад оставивший женщину, заявлять, что думал о ней все это время? Что собирался запросто навестить ее вчера, как будто двенадцати лет разлуки и не было вовсе?!
— Но я хочу, чтобы ты знала: я ни на минуту не раскаиваюсь. И никогда не раскаивался. — Голос Хантера зазвучал почти резко. — Потому что уверен: мы не могли быть счастливы до той поры, пока я не попытался совершить то, что считал обязанным совершить. Я понимаю, мой отъезд причинил тебе боль. Мое возвращение — может быть, еще большую. Но мы должны… Черт, жизнь слишком коротка для взаимных реверансов и попыток соблюсти приличия. И для обид и ненависти тоже.
Клер закусила нижнюю губу.
— Если говорить о прошлом, то мы были молоды. И наша… дружба давно рухнула. Я хорошо это понимаю.
— Не рухнула, Клер, — тихо сказал он. — Просто наша дружба стала другой.
Со смутным чувством вины Хантер смотрел, как Клер вышла из дома. Он не должен был отпускать ее сейчас, такую одинокую, с тяжелым грузом их общих проблем на хрупких поникших плечах. Она нуждалась в защите, а он только растревожил ее своим присутствием, своими неуместными откровениями.
Наивный дурак! Еще вчера ему казалось, что он сумеет разделаться с прошлым, доказать себе и ей, насколько правильным и необходимым было их расставание. Насколько правильное и единственно верное решение принял он двенадцать лет назад. Насколько неразумно вела себя Клер, с детским упрямством цепляясь за мечты и надежды, с которыми они выросли.
Клер Дент давно уже вышла из детского возраста и превратилась в уверенную, самостоятельную женщину с четкой мотивацией поступков и решений. Она нашла себя. Роль стороннего наблюдателя безвозвратно осталась в прошлом, теперь Клер — главная героиня в череде наполняющих ее жизнь событий.
Если бы их встреча произошла в Калифорнии, Хантер, не раздумывая, завязал бы с ней интрижку. Ничто не остановило бы его стремления заставить Клер сбросить маску и убедиться — за фасадом сильной личности скрывается все та же ранимая и мятущаяся душа.
Но это был Лост-Фолз, штат Вайоминг. Здесь принято жить по другим законам.
Законы законами, но мужская сущность везде остается неизменной. Это беспокоило Хантера. Он с удивлением поймал себя на мысли, что прикидывает, сколько приблизительно мужчин могли удостоиться внимания Клер за последние двенадцать лет, и испытал ощутимый укол ревности. Уж он-то точно не соблюдал обет целомудрия все эти годы. А Клер?
Он не знал.
Скольким еще мужчинам было позволено стать свидетелями того, как расцветает ее волшебная улыбка. Вчера один только намек на ее появление в уголках алых губ Клер взметнул целый вихрь игривых и греховных мыслей. Это она заставила его почти обманом вырвать тот «поцелуй перемирия», который — зачем обманывать себя — вовсе не должен был завершить прошедший этап отношений, а, наоборот, послужить началом нового. Потому что Клер не утратила власти взглядом, прикосновением, поцелуем мучить его, сводить с ума, заставлять терять рассудок. Он снова жаждал ее.
