Помолчав, она добавила:
— Только не думаю, что есть смысл отправлять тебя туда с множеством рекомендательных писем. Вада ничего не ответила, и Нэнси продолжила:
— Французы такие же вежливые и светские, как англичане. Конечно, они надеются увидеть тебя в сопровождении кого-то из взрослых. Но в этот раз я не собиралась навещать в Париже слишком много знакомых.
Она глубоко вздохнула.
— Мои друзья стареют, как и я, боюсь, они могут тебе наскучить. Нужно купить много одежды за довольно короткий срок, который есть в нашем распоряжении. Но думаю, еще останется время, чтобы провести его по нашему усмотрению.
Она улыбнулась.
— Мы ведь не собирались ходить на званые обеды и ленчи. Так же как и на бесконечные дневные приемы, где ты сидишь в позолоченных креслах и ведешь светские беседы с людьми, которых никогда до этого не видела и, Бог даст, никогда снова не встретишь. Вада рассмеялась.
— Мне бы не хотелось там бывать.
— Я и не думала, что ты согласишься, — ответила Нэнси. — Я полагала, что мы будем вести себя как настоящие туристы: ездить на экскурсии и смотреть, что захотим. То же самое ты можешь прекрасно делать с Чэрити, и никто не обратит внимания, что меня с тобой нет.
— Вы имеете в виду, что я могу пойти в Нотр-Дам, увидеть Эйфелеву башню, Булонский лес и, может быть, даже посидеть в кафе, наблюдая людей и жизнь?
— Именно так! — согласилась Нэнси. — И если вовсю воспользуешься своими глазами и воображением, то нисколько не будешь без меня скучать.
— Я так и поступлю, — улыбнулась Вада. — Мне так хочется в Париж!
— Тогда езжай! — сказала Нэнси. — Я думаю, что все будет в порядке и твоя мама ничего об этом не узнает, пока поездка не закончится, так что ей не придется волноваться.
Нэнси легко засмеялась.
— Ничего дурного в гостинице «Мёрис»с тобой не может случиться, но если вдруг почувствуешь себя неуверенно… Я дам тебе кое-что… Я всегда ношу это с собой — с твоего, примерно, возраста. Подай мне ту сумочку.
Она показала рукой на свою кожаную дорогую сумочку, лежавшую на комоде в углу комнаты. Вада подала ее.
Нэнси Спарлинг открыла и извлекла из нее маленький пистолет, — такой маленький, что он показался Ваде игрушечным.
— Отец дал его мне, когда я впервые отправилась путешествовать, — сказала Нэнси. — Он сказал тогда: «Я абсолютно уверен, что тебе никогда не придется им воспользоваться, но пистолет — прекрасное средство устрашения, не важно, заряжен он или нет».
И протянула его Ваде.
— Я стреляла из него только один раз, — заметила Нэнси, — кроме тех случаев, когда училась стрелять. Ты знаешь, как им пользоваться?
— Папа показывал мне, когда мы были с ним на ранчо. Но у меня никогда не было собственного пистолета.
— Теперь я одалживаю тебе свой, — произнесла Нэнси. — Спрячь в свою сумочку и забудь о нем, но если действительно почувствуешь, что ночью тебе страшно, положи его под подушку.
— Хорошо, я так и сделаю, — ответила Вада. Она взяла пистолет вместе с маленькой коробочкой с четырьмя патронами и переложила в свою сумочку.
— Торопись! — скомандовала Нэнси. — Узнай, когда отправляется следующий поезд в Париж, — вы с Чэрити должны обязательно на него успеть.
Вада не могла поверить, что все происходит наяву, когда наконец они с Чэрити вновь оказались в заказном купе и колеса поезда быстро несли их в Париж.
— Не знаю, что сказала бы на это ваша мама, мисс Вада, — проворчала Чэрити. — Я никогда ничего подобного себе не представляла! Даже не слыхала о таком! Мисс Спарлинг отправляет вас одну, вот как! Невероятно! Скверно все это. Я уверена, что такого не должно быть.
— Она совершенно уверена, что ты надежно присмотришь за мной, — успокоила ее Вада.
— Ну конечно, я смогу это сделать, — согласилась Чэрити уже более спокойно.
— Когда мы приедем, пожалуйста, Чэрити, позаботься, чтобы я могла заказать себе гардероб, — продолжала Вада. — Мы взяли с собой очень мало вещей только потому, что остальное собирались приобрести в Париже.
— Хорошо, мы так и поступим.
Глядя на Чэрити, сидевшую против нее в железнодорожном вагоне, Вада думала, что более уважаемой дуэньи просто не бывает.
В черном платье, которое она всегда носила с маленьким белым воротничком, с седыми волосами, зачесанными назад с квадратного лба, в простенькой шляпке без полей, красовавшейся на ее голове, Чэрити была олицетворением строгости и всего того, что в американских семьях принято уважать.
Ребенком ее подкинули на ступеньки детского приюта, где ей дали, с неосознанной жестокостью, имя Чэрити — «сострадание», чтобы она никогда не забывала о проявленном к ней милосердии.
Лофтус Хольц щедро помогал многим детским заведениям и приютам; в одном из них воспитывалась Чэрити.
Она была умной и работящей. Девушку взяли в дом его матери, а когда он женился, Чэрити стала личной горничной молодой миссис Хольц.
Чэрити обожала Ваду с первых дней ее появления на свет, и Вада отлично знала, что Чэрити будет не только о ней заботиться, но и надежно защитит в любой беде.
Чтобы поднять настроение, Вада сказала:
— Ну и повеселимся же мы в Париже, Чэрити! Ты покажешь мне все самое интересное, — все, что осматривала вместе с мамой. Мне бы не хотелось что-нибудь упустить.
— Ваша мать никогда не увлекалась достопримечательностями, — объяснила служанка. — Она больше думала о пикниках с важными, высокомерными француженками, о своих бриллиантах, которые надевала в оперу, и о ресторанах — здесь они более изысканны, чем у нас дома, в Америке.
— Боюсь, мне не удастся их посетить, — с сожалением сказала Вада.
— Да, действительно, вы не сможете взять меня с собой в ресторан, — заметила Чэрити. — Двух женщин без сопровождающего туда не пустят.
— Ну и ничего страшного, — ответила девушка, — мы позволим себе все остальное. Мне, например, очень хочется попасть на самую вершину Эйфелевой башни.
— Когда я здесь была в последний раз, ее еще строили.
— Я знаю, — ответила Вада. — Ее открытие приурочили ко Всемирной выставке в 1889 году. В путеводителях по Парижу пишут, что она символизирует творческую мощь и великолепные возможности зодчих и инженеров Франции; ее высота — 984 фута.
— Может быть, и так, — серьезно произнесла Чэрити. — Раньше здания строили не такими высокими.
Вада рассмеялась и одновременно с легкой печалью подумала, как ей будет не хватать Нэнси Спарлинг.
Чэрити была совершенно уверена, что только в Америке все самое лучшее, и Вада прекрасно понимала, что Чэрити не та спутница, которая может вдохновить на знакомство с Парижем.
