— Конечно, мы всегда рады тебя видеть. Ты возьмешь с собой Блейка и Рейчел? Вы обедали в самолете? Может, все поужинаете у нас?
Мэтт почувствовал в голосе матери истинно материнскую заботу о нем. Невозможно было разочаровать мать отказом.
— Замечательно, мама. Мы приедем к вам примерно через полчаса, все зависит от пробок.
Мэтт засунул в карман телефон. Скоро он покажет отцу найденный розовый бриллиант! С тех пор, как тридцать лет назад Говард Блэкстоун обвинил его отца в краже розового ожерелья, для Оливера Хаммонда стало делом чести найти его. Это дело просочилось в прессу, стало скандальным, но теперь Мэтт имел весомые доказательства того, что отец его невиновен.
— Мы едем к твоим родителям? — прервал его мысли голос Рейчел.
Они почти не разговаривали с тех пор, как Мэтт сказал, что они покидают Таити, и, честно говоря, он был этому рад.
— Да.
— Ты уверен, что хочешь видеть меня там?
— Моя мать посчитала, что ты непременно приедешь.
— Тогда понятно.
Рейчел молчала все оставшееся время в пути, хотя Мэтт чувствовал, что она хочет еще что-то сказать.
Вскоре они подъехали к одноэтажному зданию в элитном жилом комплексе, где жили его родители. Мэтт был не на шутку взволнован. После того как отца хватил удар пять лет назад, ему мало что доставляло радость. Он всегда был активным и жизнедеятельным человеком, а теперь, парализованный, даже не мог говорить. Оливер Хаммонд сделал очень многое для двух своих приемных сыновей, и теперь Мэтт, смущаясь и вместе с тем гордясь, был готов вернуть отцу хоть толику подаренной им любви.
Быстро обняв мать на пороге, Мэтт направился прямо к отцу, сидевшему в инвалидной коляске. Он опустился перед ним на колени.
— Отец! Я хочу тебе кое-что показать. — Мэтт засунул руку в карман и вытащил оттуда бархатную шкатулку. — Ты знаешь, что четыре розовых бриллианта Блэкстоуна были найдены среди вещей Марисы после ее гибели?
Оливер Хаммонд кивнул, и взгляд его застыл на бархатной коробке, лежавшей на ладони Мэтта.
— Это последний бриллиант.
Мэтт положил коробочку на колено отца и открыл ее, пристально наблюдая за его выражением лица. Он был не готов услышать хриплый звук, вырвавшийся из его горла, и увидеть слезы, навернувшиеся на глаза старика. Мэтт ожидал увидеть ликование, волнение, возможно, самодовольную улыбку, но не такую непомерную печаль.
— Отец? С тобой все в порядке? Это же хорошая новость! Теперь мы докажем, что Блэкстоуны лгали все эти годы. Ты теперь оправдан, окончательно и бесповоротно. Когда я сделаю заявление в прессе о том, что все камни из ожерелья Блэкстоунов найдены, весь мир узнает правду.
Отец покачал головой.
— В чем дело, папа? Ты не хочешь, чтобы я делал заявление? Не понимаю. — Мэтт встал с колен, не сводя глаз с лица отца. Почувствовав руку матери на своем плече, он обернулся.
— Сынок, он счастлив, что ты принес ему камень, но на него нахлынули горькие воспоминания. Очень болезненные. Несмотря на то, что он сам прервал отношения с Соней и Урсулой, он никогда не переставал горевать о своих сестрах. Он обвинял Говарда в том, что тот создал разлад между двумя семьями, но себя винил тоже. За то, что мог сделать, но не сделал. Нам теперь достаточно знать, что нашелся последний утраченный бриллиант. Но не надо раздувать очередной низкопробный скандал. У отца, да и у меня, не хватит на это здоровья, Мэтт.
— Ты уверена в своих словах, мама? — Мэтт не мог поверить, что мать не желает публичного оправдания отца.
— Да, уверена.
— Расскажи, пожалуйста, что на самом деле произошло той ночью, когда пропало ожерелье. — Мэтт пытливо взглянул на мать. — Я знаю лишь то, о чем многие годы писали газеты, но ты мне никогда ничего сама не говорила.
Катарина вздохнула и посмотрела на мужа. Оливер медленно кивнул и вытянул вперед здоровую руку. Старик погладил камень, слезы текли по его щекам.
— Я уговорила твоего отца пойти на тридцатилетие к Урсуле. Оливер не хотел идти. Между ним и Говардом всегда существовало некое соперничество, которое только усилилось после смерти Джеба, но я знала, что Урсуле наш визит очень важен. Она была очень измучена и слаба после того, как похитили Джеймса, а через год родился Райан… — Голос Катарины слегка дрожал. — Мы не догадывались, что состояние ее объяснялось послеродовой депрессией. Если бы люди были более открыты друг другу, она бы, возможно, была еще жива. Так или иначе, Урсула была несказанно рада нашему приходу, да и выглядела потрясающе. С розовым ожерельем Блэкстоуна на шее, она казалась олицетворением успеха Говарда. Я сомневалась, что она чувствует себя комфортно в этом ожерелье. Оно было тяжелым и массивным. Должно быть, нелегко его было носить на шее. Видимо, поэтому Урсула все время поправляла его и трогала застежку, будто та была не очень надежной. Урсула напилась. Я очень удивилась, увидев ее такой. Она всегда была совершенной хозяйкой — внимательной ко всем, заботящейся о том, чтобы все было в порядке, — но в тот вечер она возложила все на Соню. Когда начались танцы, Урсула оказалась возле бассейна, и Оливер заметил, что сестра нетвердо держится на ногах. Он подошел к ней, чтобы отвести ее подальше от бортика, но не успел — она упала в воду. Все были шокированы. И в первый момент никто не пошевелился — даже Говард. Оливер бросился на помощь и стал вытаскивать ее из воды. Он был очень зол на Говарда за то, что тот, во-первых, позволил ей так напиться и, во-вторых, вообще ни о чем особенно не заботился. И, как вы можете вообразить, Говард не слишком переживал.
Катарина взяла парализованную руку Оливера и нежно погладила. Взгляд ее затуманился, когда она снова обратилась к прошлому.
— Мы с Соней повели Урсулу в ее комнату, но она вырывалась и кричала, что хочется вернуться к гостям, что Говард желает видеть ее там. Она была в таком состоянии, что ее никак нельзя было отпускать, и мы буквально затащили ее в ее комнату. Думаю, что в этот момент с нее и упало ожерелье, потому что в бассейне, когда из него позже спустили воду и тщательно осмотрели, драгоценности не оказалось. И в комнате Урсулы, где она пробыла весь оставшийся вечер, его тоже не было. Оказавшись в своей комнате, она стала плакать. Рыдания ее были душераздирающими. И она никак не могла остановиться. Словно все страдания прошедших двух лет вылились на поверхность. Мы с Соней никак не могли ее успокоить. Мы раздели ее и уложили в постель. Затем зашел Говард и спросил, куда мы положили ожерелье. И никто из нас не мог вспомнить, когда мы в последний раз видели его. Конечно, Говард сразу же ушел, сказав, что пойдет поищет ожерелье. Его поведение меня не очень удивило, но все же я ожидала от него хоть какого-то сочувствия жене. Наконец она уснула, и Соня сказала, что останется с ней. Я спустилась вниз. И услышала крики.
