— Спасибо… кхм… за комплимент, — я немного нервно провела рукой по волосам, словно проверяя их безупречность, а на самом деле просто воспользовалась этим, чтобы спрятаться от пристального мужского взгляда.
И что еще сказать? Мне нечего, да и капитан молчал. И эта тишина должна была быть неловкой, учитывая обстоятельства, но в ней не чувствовалось напряженности. Еще бы набраться смелости и поднять глаза выше его широкой груди. Прежде я никогда не избегала прямых взглядов и честных слов, что же случилось теперь?
— У Вас такое интересное выражение лица, словно вы что-то забыли, а сейчас вдруг вспомнили, — я не услышала ни насмешки, ни любопытства в его вопросе, скорее это была попытка вызвать на разговор.
— А где дети? — откровенно игнорируя его вопрос, поинтересовалась я.
Я не стала скрывать свое нежелание говорить о себе. И если вчера у меня была возможность скрыться в своей комнате, то здесь мне было негде спрятаться.
— Готовят сюрприз, о котором я, конечно же, ничего не знаю и даже не догадываюсь, — его тихий смех разрядил обстановку.
Не сдержавшись, я улыбнулась в ответ и замерла, попав в плен его глаз. Блестящие искорки в угольной черноте заворожили. Минута, другая, а я так и стояла, не шелохнувшись, и тонула в них.
Как заколдованная, я жадно изучала лицо капитана не в силах остановиться. Лучики морщинок залегли чуть ниже темных бровей. Темная кожа все еще хранила следы беспощадного морского солнца и соли. Несколько прядок небрежно собранных в хвост волос, падали на высокий лоб. На тонких губах медленно таяла кривая ухмылка.
Не знаю, что видел он, не имею никакого представления, о чем думал, но лично я не думала совсем. В моей голове царила сахарная вата вперемешку с густым сиропом. Среди этой дымки блуждали одинокие мысли, но все какие — то нечеткие и обрывистые.
Губы капитана шевельнулись, но он так ничего и не произнес. То ли он не нашелся, что сказать в ответ на мое странное поведение, то ли его отвлек запах гари.
Дым?!
Мы встрепенулись одновременно и, не сговариваясь, выбежали из библиотеки.
— Сюрприз удался, — на ходу загадочно изрек Олбани.
Я бежала так быстро, как позволили путающиеся в ногах юбки, но все равно прилично отстала от капитана. Он уже стоял на пороге гостиной, придерживая двери, когда я достигла цели и безуспешно попыталась его обойти, чтобы взглянуть на случившееся. Из-за высокой фигуры ничего не было видно, но запах гари стал явственнее.
— Мисс Блю, Вы не подскажете, как давно дети увлекаются пиротехникой? — не оборачиваясь, спросил капитан, но так и не сдвинулся с пути.
— Прежде, интереса к данному предмету они не выказывали, — почти зло сказала я, сверля глазами его спину.
Он, кажется, все же заметил, что так разговаривать не только неудобно, но и не совсем прилично, и шагнул в сторону. И когда картина предстала перед моими глазами, я почему-то захотела, чтобы Олбани вновь загородил обзор собой.
Чрезвычайно смущенный Виктор держал в руках обломок длинной праздничной свечи, перевязанный бантиком у основания. Санни виновато одергивала прокопченное платьице и размазывала по лицу хлопья сажи. А выглядели они настолько невинными и удивленными, что при других обстоятельствах я бы не сразу связала их с тем фактом, из-за которого хмурый дворецкий белоснежным полотенцем смахивает остатки догорающих бумажных украшений с огромной рождественской ели. Жалкие остатки бумажных птичек, зверюшек и бантиков валялись на полу.
— Папочка, мы только хотели… — вдруг всхлипнула Санни, сморщив носик, — нарядить…
Меня словно ударили. Слезы — это следствие неудачи или есть более серьезные причины? Я стремительно преодолела разделяющее нас расстояние и, встав перед детьми на колени, принялась осматривать их руки и лица, боясь найти ожоги.
— Санни, малышка, у тебя где-нибудь болит? — не сдержавшись, я поцеловала ее в испачканную ладошку.
Девочка еще раз всхлипнула и, обняв меня за шею, уткнулась чумазым личиком мне в плечо.
— Я не специально, — заплакала она. — Я хотела, чтобы веточки сияли, а свеча упала и…
— Это я виноват, — упрямо поджав губы, Виктор посмотрел на подошедшего к нему отца. — Я должен был внимательней следить за тем, что делает Санни.
Капитан не успел ответить до того, как дворецкий, закончив тушение дерева, обратился к хозяину дома:
— Сэр, что прикажете делать с рождественской елью?
Мда! Дерево пострадало не сильно, но бумажные украшения, вспыхнув, сгорели дотла за считанные минуты. Кое — где еще кружились в воздухе хлопья обугленной бумаги.
— Теперь желание не сбудется, да? — шмыгнула носом девочка.
— Ох, Санни… — что на это можно сказать?
— Мы же не можем позволить празднику не состояться, — хмыкнул капитан. — Будем исправлять.
Виктор, так и державший обломанную свечу, заинтересованно склонил голову набок (точно как отец).
— Несите в классную комнату ленточки и бумагу, — скомандовал капитан.
Дети, воодушевившись, бегом отправились к лестнице, счастливые оттого, что праздник еще можно спасти.
— Мисс Блю, я надеюсь, Вы меня выручите?
* * *
Моя помощь оказалась более ценной, чем я могла предположить изначально. Над тем, как нарезается и склеивается бумага для рождественских украшений, никто прежде даже не задумывался. Было забавно наблюдать за тем, как старательно и самозабвенно дети взялись за дело, и еще более уморительно смотрелся сам капитан, усердно вязавший бантики. Честное слово, я очень долго сдерживалась и пыталась ничем не выдать свое неуместное веселье, но Олбани, обвешанный разноцветными ленточками (чтобы не спутались), был воистину незабываемым зрелищем. Он был привычно слегка растрепанным, но при этом имел предельно сосредоточенное лицо и был весь в мишуре. Первый раз смешок мне все же удалось замаскировать под кашель, но мое повторное «кхе — кхе» никого не обмануло.
— Я смешон, да? — причина моего веселья сама все поняла.
— Нет, конечно, — удалось сказать почти серьезно, но сорвавшийся с губ смешок выдал меня с головой, а потом раздался и еще один.
— Вы смеетесь надо мной, — констатировал он факт.
Капитан насупил брови и даже попытался сделать угрюмое лицо, но смешинки в глазах ему этого не позволили.
— Что Вы?! Я бы не посмела, — через всхлип выдала я и рассмеялась в голос.
Вряд ли Виктор и Санни увидели картину моими глазами, но вот веселье поддержали с удовольствием. И если мальчик из последних сил прятал предательскую улыбку, то Санни смеялась вместе со мной от всей души.
— Ах ты, маленькая предательница, — пожурил ее отец, пощекотав ребрышки.
