ответила она.
- Нина, - обреченно произнес пожилой мужчина. - Зачем ты у него?
Рив не услышал ее ответа: она заперлась в свободной спальне, пока он сидел и думал. Судя по всему, ее отец не желает с ним встречаться. И тут его осенило, почему Нина вышла из комнаты. Рив всегда выходил, когда звонила ее семья. Сегодня такое ее поведение показалось ему ударом в пах.
Нина повернулась лицом к струям душа, смывая слезы.
- Нина? - Рив вошел в ванную без стука.
- Рив! Я в душе. - Стены кабинки запотели. Раньше они с Ривом вместе принимали душ почти каждый день, но теперь все иначе. Она закрылась от него руками, чувствуя себя обнаженной не только физически.
- Ты плачешь? - Он закрыл дверь и скрестил руки на груди.
- Да. - Она сожалела о том, как однажды призналась ему, что предпочитает плакать в ванной или в душе. - Ты можешь оставить меня в покое?
- Слушай, мне жаль, что он отвернулся от тебя. К сожалению, у меня нет подходящего совета по поводу того, как справиться с этим. Большинство людей отвратительно, поэтому я не подпускаю их близко к себе. Я не сломался. Я просто ничего не жду от людей, чтобы потом не разочаровываться, когда они меня подводят.
- Он не отворачивался от меня. Он милый. И он уже обо всем знал.
- И не говорил тебе? - Рив рассердился. - Неудивительно, что ты расстроена.
- Я испытываю облегчение, - сказала она и задалась вопросом, понимает ли он, как устроены люди. - Я расскажу тебе наш с ним разговор через минуту. Выйди, пожалуйста.
Заворчав, он ушел.
Она приняла душ, расчесала мокрые волосы и вошла в свою спальню в одном полотенце. Рив сидел в кресле, вытянув перед собой ноги и скрестив их в лодыжках. Он вертел в руках небольшую абстрактную статуэтку.
Нина раздраженно спросила:
- Что ты здесь делаешь?
- У тебя розовые пряди? - Его руки замерли, пока он разглядывал ее. - Как мило.
- Я передам сестре, что тебе нравится. Ты можешь подождать в гостиной?
- Я не в первый раз вижу тебя в таком виде. - Он помахал ей рукой.
- Да, - иронично сказала она, поправляя полотенце. - Мой чемодан по-прежнему у двери?
- Я принес сюда вот эти вещи.
Она посмотрела на знакомые шелковые шорты холодного голубого цвета и такой же топ. И на яркое кимоно. Она сшила этот комплект для себя и надевала его каждое утро, вставая обнаженной с его постели.
Она коснулась рукой прохладной гладкой ткани.
- Почему эти вещи до сих пор у тебя?
- Они лежали в ящике комода. Я так и не решился отправить их на хранение вместе с остальными вещами.
- Их кто-нибудь надевал?
- Нет. Почему ты спрашиваешь? - Он обиженно скривил губы.
- Не знаю. - Она оборонительно пожала плечами. - Спасибо.
Последние дни она спала в пижаме на ветхом диване своего друга и скорее сожжет эту пижаму, чем снова наденет ее. Она взяла шорты и топ и пошла в ванную, оставив дверь приоткрытой и продолжая говорить:
- Мне было почти год, когда папа обо всем узнал. У него было мало времени, чтобы потребовать выплаты страховки… - Она выглянула из-за двери. - Мне неприятно говорить, что она не была моей матерью, хотя я никогда не встречалась с ней. И не она рожала меня.
- Понятно. - Он перебрасывал статуэтку из руки в руку.
Его взгляд скользнул к ее голым ногам, когда она вернулась в спальню, а потом без угрызений совести уставился ей в глаза. Он смотрел на нее с явным одобрением.
Она очень старалась не обращать на это внимания, но остро осознавала тот факт, что на ней нет бюстгальтера, а ее соски напряглись и уперлись в тонкую, как паутина, ткань. Она надела кимоно и завязала пояс. Ее поясницу покалывало от пристального взгляда Рива, который отслеживал каждое ее движение.
- Отцу позвонили из страховой компании, потому что копия свидетельства о смерти, которое он представил, не соответствовала той, которую они запросили в мэрии Люксембурга. В свидетельстве из мэрии указали, что его жена была беременна на момент смерти. Обычно это означает, что она не родила. Папа видел ее всего несколько секунд, как раз чтобы опознать, потому что прямо за дверью его ждало трое детей: один из них новорожденный, а двое других ошеломленные. Клиника организовала кремацию, а через несколько месяцев доктор позвонил отцу и сообщил результаты вскрытия. Однако настоящий отчет папа так и не увидел. Он сказал страховой компании, что у него определенно есть ребенок, но к тому времени я уже стала отличаться от них внешне. - Она повернулась и махнула рукой на дверь. - Пойдем в другую комнату?
Она не могла оставаться в спальне, рассказывая ему такие интимные подробности. Он пожал плечами и встал, а она отчетливее осознала, какая на ней тонкая и свободная одежда.
Она сглотнула и взяла телефон, а потом повела его в гостиную, где на кофейном столике остался ее бокал с вином. Она вышла на террасу с бокалом в руке. Нагретый на солнце бетон сохранял дневную жару, а заходящее солнце окрашивало окружающие здания в розово-золотые цвета.
Рив пришел к ней с бутылкой и своим бокалом.
- У него появились подозрения? - подсказал он, наполняя ее бокал.
- Спасибо, - рассеянно пробормотала она. - Да. Он не хотел верить, что привез домой чужого ребенка, но сделал тест на отцовство и обнаружил, что это так.
- Он сообщил в клинику? - Рив не сводил с нее глаз.
Ее всегда волновал и обескураживал его пристальный взгляд. И она чувствовала себя единственным важным человеком в его жизни.
Она приказала себе не строить иллюзий и отвела взгляд. Потребовались недели, чтобы полностью осознать, что он использовал ее только ради секса. Он не очаровательный и заботливый защитник, каким она его представляла.
- Отец оставил несколько сообщений, но никто ему не ответил. - Она подошла к половине стены, служащей ограждением террасы. Внизу в Центральном парке темнело. - Однако он не хотел раскачивать лодку. Он обо всем сказал Абуэле. Он считал, она заслужила это знать, поскольку воспитывала детей своей дочери, пока он служил в ВВС. Они оба боялись, что меня отберут, если раскроется, что произошло. Папа помнил о клинике
