или это мы уже выглядели слишком жалко, но эти покатушки, наконец-то, закончились. Я медленно отстегиваю ремень безопасности, поворачиваюсь к мажору, и говорю, как можно спокойнее.
— Я пришлю тебе счет за испорченную одежду.
Иду в сторону подруги и отмечаю, что Игорю повезло меньше, потому что счет за ее испорченную одежду превысит мой в несколько тысяч раз. Смотрю, как с блондинистой головы подруги стекает грязная жижа, лицо и одежда заляпаны грязью так, что, встретив ее, я бы ни за что не узнала. Уверена, что и я выгляжу не лучше. И тут в мою голову приходит еще одна мысль. Ведь в таком виде они нас в свою машину не посадят. И как, позвольте спросить, нам теперь добираться домой?
Мажоры появляются перед нами спустя минут двадцать в своей чистой одежде, довольные и счастливые. Они молча обходят вокруг нас и садятся в свою машину.
Уверена, что наши с Юлькой лица одновременно вытягиваются от ужаса, потому что эти придурки заводят двигатель и уезжают в ту же сторону, откуда приехали.
— Ну все, Игоряша, это было последней каплей, — орет подруга, топнув ногой, — я тебе этого никогда не прощу.
— Так, ладно, истерить тут бесполезно, — пытаюсь успокоить подругу, — пойдем, посмотрим, что находится там внутри, — показываю рукой на заброшенное здание.
Мы заходим внутрь большого помещения и осматриваемся. Здесь мало света, только тот, что проникает из маленьких узких окон под потолком. Жутко и страшно. Но посмотреть все же надо. А еще становится очень холодно, потому что наша одежда опять насквозь мокрая.
Видим вдоль стен несколько квадрациклов, значит здесь что-то типа гаража. Проходим по всему периметру здания, пока я не спотыкаюсь об какую-то упаковку.
— Юль, смотри, это вроде вода. Целая упаковка, — радостно говорю подруге.
— Ты уверена, что вода? Вдруг растворитель какой-то, — с тревогой смотрит на меня.
— Давай, возьмем несколько бутылок и выйдем на свет, — предлагаю ей.
Я достаю две литровые бутылки, как и Юлька, и мы выходим на улицу.
— Да, смотри, написано питьевая, негазированная. Все бутылки запакованы.
Мы открываем воду и помогаем друг другу умыться. Полностью, конечно этой водой не вымоешься, но, хотя бы лицо в порядок привести. А то даже оно целиком заляпано грязью.
— Ника, как мы будем добираться домой? — начинает ныть подруга и я замечаю, что в ее голосе проскакивают истеричные нотки, а еще начинают стучать зубы, то ли от холода, то ли от подступающей паники.
Ответ на этот вопрос я получаю почти сразу же, потому что вижу, как в нашу сторону мчит машина мажоров, а следом за ней Юлькина.
За рулем ее машины сидит какой-то неизвестный нам парень. Подъезжая, он резко разворачивается и тормозит прямо перед нами. Знаю, как трепетно моя подруга относится к своей машине, плюс ко всему, она явно сейчас на пределе, поэтому следующие ее действия меня нисколько не удивляют.
Парень выходит из машины, ничего не подозревая, а Юлька подбегает к нему и со всего размаха сжатым грязным кулаком бьет по лицу. Того аж назад откидывает, видимо совсем не ожидал подвоха, наивный.
— Тебе кто вообще разрешил мою малышку трогать, придурок! — истерично орет, при этом хватает офигевшую меня, и тащит в свою машину.
— Ты, сука, совсем охуела! — очухивается пострадавший и делает рывок в нашу сторону, — домой пешком почапаешь в таком виде, истеричка!
— Дим, остынь! — прилетает тут же от Игоря, который застывает в напряженной позе недалеко от нас, — и на будущее, если обзовешь ее еще раз, по роже съезжу тебе уже я.
Юлька, не мешкая, садится за руль, ждет, когда я пристегну ремень и трогается с места. Некоторое время едем в тишине, подруга сосредоточенно ведет машину, затем, спохватившись, подключает навигатор на телефоне, потому что, где мы и как отсюда выехать, ни она, ни я не знаем.
Когда впереди показываются знакомые места, я прерываю молчание.
— Юль, — начинаю тихонько, — может, не будем с ними больше связываться? Ты знаешь, что отступать обычно не в моих правилах, я всегда иду до конца, но сейчас мне просто не хочется тратить на эту вражду свои силы и время, потому что проблем в моей жизни и так хватает.
— Да, давай, в этот раз отступим, — соглашается подруга и в задумчивости кусает губы, — знаешь, мне надоели эти разборки. Я не из тех людей, кто любит грязевые ванны и моя машина однозначно не заслуживает такого обращения. Как-то у нас далеко все зашло. Ведь мне вроде нравится Игорь. Конечно, после этой его выходки прощение вымаливать он будет долго, но я же могу над ним поизмываться и по-другому. И военные действия я могу вести по-другому. Почему парни всегда думают, что это они влюбляют, соблазняют, вешают лапшу на уши…, а потом бросают. Ведь все же может быть совсем наоборот.
Я еле сдерживаюсь, чтоб не рассмеяться в голос. Она сидит сейчас вся в грязи со слипшимися волосами и рассуждает о том, как и кого будет соблазнять. Смотрю на нее с улыбкой и молча качаю головой.
— Нет, ну, Володя мне тоже нравится и он уже взрослый… Они оба такие разные, но такие красивые. Здесь надо подумать. Или не надо? Можно ведь сделать так, что они не узнают друг про друга?
— Юлька, — начинаю хохотать в голос, — ты неисправима, — когда-нибудь это плохо кончится для тебя. Поверь, если ты будешь всем им морочить голову, до добра это не доведет.
— Возможно, когда мне будет лет тридцать, я буду однолюбкой, но точно не сейчас. Пока я молодая, не вижу причин отказывать себе в маленьких слабостях, — тоже со смехом отвечает мне.
Мы подъезжаем к ее дому и поднимаемся наверх, чтобы привести себя в порядок. Домой мне в таком виде лучше не показываться, а у подруги все равно родители до вечера на работе.
После ванны мы спускаемся на кухню, чтобы перекусить. Время уже к ужину, а мы даже не обедали.
— Слушай, Ника, а что ты там говорила про проблемы? Что у тебя случилось? — спрашивает Юлька, опомнившись.
И я рассказываю ей. О скором выступлении, о том, как я хочу принять в нем участие, но не могу, и про деда, который сошел с ума и решил выдать меня замуж.
— Ну, тут все просто, — заявляет с присущим ей оптимизмом, — смотри. Выступать однозначно надо, потому что тебе самой нравится то, чем ты занимаешься. Поэтому, плюнь на всех. Ну, узнают они и что? Тебе двадцать лет, ты взрослая девочка, что хочешь, то и делаешь. А насчет деда
