Виктор садится во главе стола, затем указывает на каждого человека.
— Алексей, Изабелла и Мария Козловы. А это мои родители, Дмитрий и Ариана Ветровы.
Мои глаза прикованы к Изабелле, которая смотрит на мою шею. Ее голос низкий от гнева, когда она спрашивает:
— Почему у нее следы на шее?
— Розали оказала сопротивление. Я никогда не собирался причинять ей боль, — объясняет Виктор. — Мне пришлось усмирить ее, потому что у нее был приступ паники после того, как она увидела, как убивают ее дядю.
Мария тянется к моей руке, и я быстро убираю обе свои под стол, не желая, чтобы кто-то прикасался ко мне.
— Я сожалею о твоей потере, — бормочет она.
Моей потере? Я пережила не просто потерю, а нечто большее, и теперь от меня ждут, что я буду обедать с врагом, улыбаться и благодарить его за то, что он приютил меня?
Качая головой, я издаю горький смешок.
— Это безумие. — Я продолжаю качать головой, поднимаясь на ноги. — Я не буду этого делать.
Я проскакиваю мимо Виктора и выхожу из столовой. Я нахожу дорогу к французским дверям и бегу так быстро, как только могу, к пограничной стене.
Не успеваю я добежать до нее, как передо мной появляются четверо охранников.
Я неуверенно останавливаюсь, отчаянно ища другой способ сбежать. Когда я оглядываюсь назад, то вижу Виктора, стоящего у тропинки, его руки скрещены на груди, когда он наблюдает за мной.
— Моим людям нужно работать, Розали. Они не станут гоняться за тобой по всему участку весь день, — выкрикивает Виктор.
Я смотрю на русских солдат и чувствую себя глупо за то, что вообще пыталась добраться до стены. Разочарованная, я разворачиваюсь и иду обратно к дому Виктора и прямиком в свою спальню. Я захлопываю дверь, жалея, что у меня нет ключа, чтобы ее закрыть.
Не прошло и секунды, как дверь открывается, и Виктор бормочет:
— Вот тебе и обед с моей семьей.
— Вы все можете отправляться в ад. Мне неинтересно знакомиться с твоей семьей, — огрызаюсь я, снимая кроссовки.
То, что я должна оставаться здесь в течение трех лет, не означает, что я должна взаимодействовать с кем-либо из них.
— Я пытаюсь сделать так, чтобы ты чувствовала себя как дома.
Я закатываю глаза, забираясь на кровать и натягивая одеяло на голову.
— Оставь меня в покое.
Я слышу, как закрывается дверь, и когда я выглядываю из-под одеяла, с облегчением вижу, что Виктор ушел.
Вот и попросила Изабеллу помочь мне.
Честно говоря, она выглядела чертовски устрашающе. Красивая, но тем не менее пугающая.
Надежда, которая была у меня до встречи с семьей Виктора, исчезла, и вернулось чувство опустошенности. Не проходит много времени, как мое горе и травма ломают меня, и я плачу, засыпая.
Глава 8
ВИКТОР
Я слышу шаги, и, переведя взгляд с мониторов на дверной проем, вижу, как в кабинет заходят папа и дядя Алексей. Они садятся в кресло и пристально смотрят на меня.
Вздыхая, я откидываюсь на спинку стула.
— Я закончил обсуждать эту тему.
— Мы просто хотим знать, уверен ли ты в этом, — говорит папа. — Три года – это долгий срок, чтобы заботиться о незнакомке.
— Я знаю. — Я перевожу взгляд с папы на дядю Алексея. — Но альтернатива – это не вариант.
— Отправь ее в Коза Ностру, — говорит дядя Алексей.
— Ты знаешь, что Манно не были в хороших отношениях с пятью правящими семьями Нью-Йорка. — Я глубоко вдыхаю, затем объясняю. — Я просто хочу дать ей безопасное пространство для исцеления. Когда ей исполнится двадцать один год, она станет более зрелой и сможет встретиться с миром лицом к лицу.
— Она красивая, — бормочет дядя Алексей и, как всегда, прямо спрашивает. — Она тебе интересна?
Да, были моменты, когда я чувствовал влечение к ней, но у меня нет намерения преследовать девушку. Она слишком сломлена.
— Ее внешность не имеет никакого отношения к моему решению помочь ей.
Дядя Алексей поднимает на меня бровь.
— Ну, раз ты так говоришь.
Качая головой, я усмехаюсь.
— Оставим эту тему. Я буду делать то, что лучше для Розали, пока она не будет готова уйти. — Я встречаюсь взглядом со своим дядей. — Тогда я разорву с ней все связи.
Уголок его рта приподнимается в ухмылке.
— Я поверю в это, когда увижу.
Постукивая пальцами по столу, я спрашиваю:
— Тетя Белла будет проблемой?
Мой дядя качает головой.
— Я поговорил с ней. Она знает, что ты опираешься на интересы девочки. — Он бросает на меня предупреждающий взгляд. — Просто убедись, что девушка не станет причиной ненужной драмы. Я не хочу, чтобы наши жизни разрушались из-за нее.
Я киваю.
— Обязательно.
Они смотрят на мониторы на стене, затем дядя Алексей фыркает.
— Господи, я старею. Я не знаю, что означает половина этого дерьма.
Ухмыляясь ему, я хихикаю:
— Я проверяю подпольную болтовню и информацию о важной цели, за которой слежу.
Когда дело доходит до чего-либо, связанного с технологиями и хакерством, я чертовски хорош. Я разработал пару приложений, позволяющих мне получать доступ ко всему, что может понадобиться для слежки за преступным миром.
Папа встает первым.
— Твоя мама зайдет позже, чтобы проведать девочку.
Я снова киваю.
— Розали не помешала бы женская компания, и, надеюсь, мама сможет предложить ей немного утешения.
Я провожаю своего отца и дядю во внутренний дворик и смотрю, как они возвращаются в свои дома.
Я разворачиваюсь и поднимаюсь по лестнице на второй этаж, чтобы проверить Розали. Она молчит уже несколько часов, и я хочу убедиться, что с ней все в порядке.
Ну, насколько это возможно в данных обстоятельствах.
Я как раз собираюсь постучать в дверь, когда она открывается. Розали вздрагивает, мгновенно делая шаг назад.
Мы мгновение смотрим друг на друга, прежде чем я спрашиваю:
— Ты голодна?
Она, должно быть, умирает с голоду. Кроме единственного кусочка запеканки, она ничего не ела с момента нападения.
Ее взгляд осторожно останавливается на мне, когда она кивает.
Я указываю в сторону коридора.
— Я приготовлю нам ранний ужин.
— Я могу сделать себе сэндвич.
Тяжело вздыхая, я даю ей знак идти. Розали продолжает оглядываться, когда я следую за ней в гостиную. Она останавливается на кухне, выглядя смущенной.
Я сажусь на остров и указываю на холодильник.
— Угощайся.
Пока она берет из холодильника помидоры и сыр, она все время смотрит на меня, явно нервничая, когда я рядом. Я смотрю, как она достает нож, и уголок моего рта приподнимается.
Она медленно отрезает ломтики от помидора. Ее тело напрягается, пальцы сжимаются вокруг ручки.
— На твоем месте я бы дважды подумал, — тихо бормочу я.
Она отрезает еще кусочек, и ее рука начинает дрожать. Напряжение волнами сходит с нее, ее губы приоткрываются, и ее язык нервно высовывается, чтобы смочить их.
В тот момент, когда она делает свой ход, я встаю. Когда она поднимает руку, я хватаю ее за запястье, и легким движением заставляю выронить нож. Звук удара ножа о кафель смешивается с ее разочарованным возгласом.
Я отпускаю ее и, делая шаг назад, громко усмехаюсь.
— Это самая дерьмовая атака, которую я когда-либо видел.
— Пошел ты, — бормочет она, ее щеки сильно горят.
Присев, я беру нож и и протягиваю ей боковую часть рукоятки.
— Давай попробуем еще раз. На этот раз притворись, что действительно хочешь меня убить.
Ее глаза устремляются к моим, тени страха танцуют в глубине ее радужек. Она осторожно берется за ручку.
Я отступаю назад и поднимаю руки в жесте капитуляции.
— Давай. Попробуй ударить меня ножом.
Ее взгляд мечется между моим лицом и грудью, ее тело так напряжено, что я беспокоюсь, как бы она не растянула мышцы.
Розали бросается вперед, и, желая придать ей уверенности, я замираю и двигаюсь только в последнюю секунду. Я снова хватаю ее за запястье, но на этот раз не выворачиваю его, чтобы вырвать нож из ее хватки. Вместо этого я дергаю ее на себя, и когда ее голова откидывается назад, я наклоняюсь. Наши лица в дюйме друг от друга, и я чувствую, как ее дыхание касается моих губ.
