Потом ему придется поговорить с Морин.
И он все время будет молиться.
Бак не хотел пускать ее обратно в свою жизнь, даже если Лора изменилась, даже если она не помнит, что она с ним сделала. Он не хотел видеть ее в пределах города, не хотел этого постоянного напоминания о двух самых плохих годах своей жизни. Он не хотел жить со страхом, что когда-нибудь она может вспомнить о нем, что однажды она может захотеть вернуть его.
О Боже, он бы предпочел видеть ее мертвой, чем вернувшейся в его жизнь!
Горячая вода согрела его. Быстро вымывшись, он побрился и оделся в спальне, в той комнате, куда он часто приводил Лору. Сколько десятков ночей она провела в этой кровати? Достаточно для того, чтобы ночи без нее казались блаженством и в то же время полными боли. Просыпаться без нее было тяжко, но просыпаться с ней было еще хуже. Утра были самыми ужасными: тогда его отвращение к своей слабости было сильнее всего, и он боялся, что остаток своих дней проведет в мучительной и бесполезной борьбе за свое «я».
Если бы Лора не исчезла, она бы разрушила его. Бак знал это еще тогда, но не мог найти в себе силы ее покинуть. У него возникла необходимость в ней, ранящая, снедающая его необходимость, которая разлагала его изнутри, медленно убивая. Она была так же сильна, как пагубная привычка, и так же вредна. А Бак не мог от нее избавиться.
Но Лора смогла. Она избавилась.
А теперь она вернулась назад, и ждет его в холле, в его гостиной. Вернулась обратно изменившаяся. Все еще прекрасная. Все еще очаровательная. Все еще соблазнительная.
Но невинная.
Теперь она стала еще опаснее, чем раньше.
Бак спустился вниз, в гостиную, и остановился на пороге, поняв, что оборона его ослабла.
Она стояла перед книжными полками, расположенными сбоку от камина, в ее руках был портрет в рамке. Фотография была семейной — только его младшая сестра и ее четверо детишек, но Карли казалась заинтересованной.
Интересно, какие фотографии у нее в квартире? Фотографии людей, которых она не знала, людей, которых ей выдали за членов ее семьи, как и на тех фотографиях в ее бумажнике?
Осторожно, с извиняющимся видом, Карли поставила фотографию на место. Ее вид напомнил Баку ее появление в ресторане сегодня утром, когда она выглядела такой растерянной, не в своей тарелке. Она себя плохо чувствует?
Бак прошел в комнату, стараясь держаться холодно. Хотя она даже не смотрела на него, но он видел волнение в принужденных, напряженных линиях ее тела, слышал это в искусственных интонациях ее голоса, когда Карли спросила:
— Это ваша семья?
Взгляд Бака скользнул с нее на фотографию.
— Моя сестра и ее дети. А вот это моя бабушка.
Карли очень хотелось посмотреть на Бака, но она ограничилась только быстрым взглядом искоса. Но его было достаточно, чтобы увидеть, как Бак одет: темно-зеленые форменные брюки и рубашка цвета хаки, расстегнутая сверху; его ноги были босы, волосы влажны и зачесаны назад. Это было даже больше, чем она хотела увидеть.
Карли продолжала изучать предметы на полках: грубо вырезанная птица, сосновая шишка с кончиками, окрашенными золотой краской, и наверху, слишком высоко для нее, фотографии сестры Бака и племянников, его седой бабушки; там же стояли книги, десятки книг, и все казались прочитанными. Мелодрамы делили одну полку с вестернами, а все остальные были детективами. Вполне естественно для полицейского, подумала Карли.
Наконец она села у холодного камина и спросила:
— Что мы теперь делаем?
Бак подошел к телефону и набрал номер. Она молча смотрела и ждала, слушая его разговор. Нет сомнения, Фредерикс — это местный дантист, и нет сомнения, судя по угрюмому взгляду шерифа, что Лора не имела записей у дантиста, пригодных для сравнения.
Когда Бак повесил трубку, он сел в кресло-качалку и начал надевать носки и ботинки. Не глядя на нее, не скрывая неприязни к Карли, Бак спросил:
— У тебя снимали отпечатки пальцев, ты не знаешь?
Карли отрицательно покачала головой.
— Тогда мы начнем отсюда.
Отсутствие записей дантиста успокоило ее; она почувствовала внезапное облегчение.
— Вы думаете, это так просто? Возьмете мои отпечатки пальцев, сравните с ее и…
— У Лоры никогда не брали отпечатков пальцев.
— Тогда зачем это нужно? — спросила она уныло.
— Может быть, отпечатки были взяты у Карли до аварии. Если это так, то это докажет, что ты не Лора.
Карли положила руки на колени, подбородок — на руки.
— Вы хотите знать, не совершила ли я преступления?
Уныние быстро сменилось тревогой. Кто-то сказал ей однажды, что если ее память вернется, то ей может не понравиться тот человек, которым она была, и та жизнь, которой она жила до потери памяти, но Карли настаивала, что любые воспоминания — это лучше, чем их полное отсутствие. Может быть, она была не права.
— Есть много некриминальных причин, по которым снимают отпечатки пальцев. Если ты служишь в армии. Или если ты полицейский. Или при проверке на благонадежность. Или при выдаче разрешения на оружие.
— А что, если отпечатки пальцев ничего не докажут?
Ее вопросы, казалось, раздражали его, она чувствовала, что атмосфера их разговора наэлектризовывается.
— Тогда, быть может, ты что-нибудь вспомнишь. Встреча с Морин и Триной поможет этому.
И рядом с ним. Если что-нибудь могло быть толчком, чтобы разблокировать ее память, так это Бак, подумала Карли. Если она — Лора, тогда у нее была с ним любовная связь. Она занималась с ним любовью там, на озере, и, наверное, здесь, в этом доме тоже. Она знала все самые интимные детали: как он выглядит обнаженным, как он целует, как он любит, чтобы его касались, как он любит, чтобы его ласкали. Она знала, нравилось ему заниматься любовью нежно или грубо.
Если она была Лорой, то, вероятно, была влюблена в него.
Это простое предположение оказало на нее сильное впечатление. Ей пришлось откашляться и взять себя в руки, прежде чем продолжать.
— А что, если я ничего не вспомню? Что тогда?
— Не знаю, — ответил угрюмо Бак.
— Вы не хотите мне верить, да?
Обвиняющие нотки в его голосе заставили Карли улыбнуться. Его оскорбляет, что она не восхищена идеей быть его любовницей? Если так, она могла бы утешить его самолюбие. Если бы оказалось, что она действительно Лора, она была бы счастлива. Но позволить себе поверить без доказательств, позволить себе надеяться — и, возможно, влюбиться в него по уши только затем, чтобы обнаружить, что все это — всего лишь ошибка?.. Это убьет ее.
— Подумайте о всех ваших воспоминаниях, шериф. О том, как вы росли вместе с сестрой, бабушкой и дедушкой, о лете, о каникулах, о Рождестве и днях рождения. Вы помните свой первый день в школе? Своего первого лучшего друга? Вы помните, как вы смотрели салют четвертого июля, ели домашнее мороженое или плавали в озере? Вы помните, как первый раз поехали на велосипеде? Получили свои водительские права, ваше первое свидание, — Карли остановилась, чтобы отдышаться, потом спокойно добавила — Вы помните, как вы первый раз занимались любовью?
