– Выплюнь! – зло приказал он, и девушка с облегчением выплюнула отраву, после чего Каридис достал из корзинки оплетённую бутыль, налил из него манящей розовой жидкости в бокал и протянул его несчастной диссини.
Лаатая выхватила бокал и залпом выпила его содержимое. Пусть это будет очередной яд, но она допьёт его до конца и погасит этот ужасный пожар во рту. Терпкая, прохладная жидкость немного облегчила её мучения, и девушка могла вздохнуть. Желудок накрыло приятное тепло, в голове начинало помаленьку шуметь, а жестокий отравитель стал коварно раздваиваться.
Пожалуй, яд, предложенный последним, был намного приятнее, и Лаатая с тоской глянула на бутыль, которую продолжал держать в руках Каридис. Увидев столь красноречивый взгляд, мужчина долил ещё полбокала, которые девушка смогла выпить маленькими изящными глоточками, так, как их учили в пансионе мессы Латиры. Лёгкий туман в голове отодвинул на задний план страх перед старшим мужем, и Лаатая, откинувшись на спинку диванчика, блаженно прикрыла глаза в ожидании смерти и с благодарностью произнесла:
– Спасибо!
– Даже мы, с детства привыкшие есть острые блюда, добавляем в еду всего небольшую каплю соуса лачи, – насмешливо произнёс несостоявшийся отравитель, – а ты, диссини, попыталась съесть его весь сразу.
Лаатая изумлённо открыла глаза. Вот это не отрава, а простой соус, призванный улучшить вкус еды?! Этот негодяй видел, что она накладывает его себе в лепёшку и промолчал?! Но он же и дал тот розовый сок, от которого так приятно кружится голова и клонит в сон, хотя она совсем недавно проснулась. Девушка демонстративно натянула на себя наарнету и опять прикрыла глаза. Под плотной тканью было душновато, но ей не хотелось, чтобы сидящий напротив мужчина видел слёзы, текущие по щекам. Слёзы горечи и обиды. Она ничего не знает о том новом мире, куда её везут, женой Повелителя которого теперь является. А этот гадкий лёккэр запретил Энаифу рассказывать ей что-либо о своей стране и её странных обычаях. За что он так её ненавидит? Лаатая уже с трудом сдерживала всхлипы. Шум в голове только усиливал жалость к самой себе.
***
Проснулась Лаатая от нарастающего чувства голода, а ещё у неё болела голова и очень хотелось пить. Она опять лежала на раскладном диванчике в мерно покачивающимся экипаже, в котором кроме неё находился только Энаиф. Наарнеты на теле не было, и девушка стала осматриваться в её поисках.
– Что ты ищешь, Лаат? – спросил парень.
– Накидка, она же была на мне?
– Мы сняли её, когда ты заснула, диссини. Ты можешь не надевать её в карете.
– Энаиф, я боюсь, что опять сделаю что-нибудь не так, и кто-нибудь пострадает из-за меня! У меня ничего не получается. Я даже поесть не могу!
Услышав про еду, юноша достал злополучную корзинку, помог Лаатае подняться, ловко превратил её мягкое ложе обратно в столик и стал выкладывать на него еду.
– Привал на обед будет ещё не скоро, а тебе не удалось утром позавтракать, поешь сейчас, диссини, – мягко попросил он и ловко наложил в лепёшку мяса, полоски белого мягкого сыра и зелени, затем завернул всё это и протянул ей.
– Спасибо, – поблагодарила его девушка и принялась есть.
После того, как голод был утолён, Лаатая решилась ещё раз обратиться с просьбой.
– Энаиф, – начала она, – я совсем ничего не знаю о Санахо. Расскажи мне хоть что-нибудь. Какая там природа, это я могу узнать?
– Я думаю, это можно, – и юноша принялся за свой рассказ. – Санахо – первое детище богов Ладеи. Они наделили наше благословенное королевство всем – плодородными полями, дающими по два урожая в год, бескрайними лугами предгорий, где пасутся несметные стада коров, дающих самое сладкое молоко, и вольно резвятся лучшие в мире санахские скакуны. Выше в горах обитают козы с самой тонкой и мягкой шерстью, за один платок из которой не жалко отдать целую деревню. Далеко на юге, за полосой песков, плещется тёплое море. А на западе, за горами, расположены земли древних королевств. Многие смельчаки пытают там счастья. Но не все возвращаются назад, и уж совсем немногие из них с достойной добычей. Но уж если повезёт, то обеспечивает такой счастливчик и себя, и многих своих потомков, так бесценны бывают найденные ими сокровища.
Но главное богатство первозданного Санахо – это горы. Они богаты рудами и драгоценными камнями, главный из которых – рубин. Находят его в горах с самыми острыми пиками, зачастую извергающими горячий гнев бушующих глубоко в их недрах огненных леддаров. Самые лучшие кузнецы живут в Санахо. В предгорьях есть целые города плавильщиков руды и кузнецов. День и ночь огромные караваны везут туда руду и чёрный камень, который даёт жаркий огонь для их печей. А оттуда вывозят готовое оружие, за которое в других королевствах платят золотом по весу.
– Энаиф, – обратилась к нему Лаатая после того, как парень замолк, – а правда, что в кузнях Повелителя работают легендарные гномы?
– Было когда-то их королевство на Ладее, с другой стороны наших гор располагалось оно, – неохотно начал Энаиф, – и был гномьим камнем судьбы кусок первозданного божественного железа. И сиял он без солнца так, что затмевал блеск золота, и покорялся весь металл их искусным кузнецам. Но возгордился их предводитель, самый талантливый из них, и захотел найти в горах такое же железо, чтобы выковать из него чудо-меч, которому покорились бы сами леддары огня. Долго искали настойчивые гномы то железо… Может, и нашли. Только не стерпели леддары такой гордыни, долго сотрясали они своими могучими плечами шахты подгорного народа, а потом сожгли огнём своего гнева все их поселения и выработки. До сих пор на том месте бывают огненные всплески, не успокоились грозные подземные духи, продолжают сотрясать давно исчезнувшее гномье королевство. Остались от умельцев жалкие крохи. Те, кому не нашлось работы на родине, а потому устраивались они в Санахо. Только что они могли! Сгорели все секреты с королём, который пожелал вознестись над самими духами божественного огня.
Экипаж замедлил ход и остановился.
– Привал, – прервал свой рассказ Энаиф, – сейчас воины обследуют местность, и ты сможешь выйти и немного размяться.
Лаатае очень не хотелось покидать безопасное нутро кареты. С Энаифом было так спокойно, он не прожигал её ненавидящим взглядом, не осуждал её за незнание их законов, а старался объяснить их. Но… природа брала своё, и прогуляться было необходимо. Она с нетерпением дождалась, когда ей позволят выйти наружу, надела свой балахон–наарнету, сузившую её обзор до узкой полупрозрачной щели и поспешно вышла вслед за Энаифом, крепко держась за его руку сквозь предназначенную для этого прорезь. Юноша опять отвёл её подальше от шумной стоянки, указал место, где она может справить нужду, отвернулся и вновь заливисто засвистел.
– У тебя получаются замечательные песни, – подошла к нему некоторое время спустя Лаатая.
– Этим свистом я предупреждаю воинов, где ты находишься, диссини, – пояснил парень. – Они готовы в любой момент прийти на помощь, если понадобится, и в то же время никто по неосторожности не приблизится к тебе.
– Я понимаю, – коротко согласилась Лаатая, ещё раз поправила наарнету и медленно пошла к стоянке.
Подруги в пансионе, наверное, сейчас работают в саду, пропалывая многочисленные грядки и порой тайком срывая сладкие спелые ягоды, из которых месса Латира самолично варила запашистое варенье, а зимой употребляла сама или угодливо предлагала его почётным гостям. Лаатая вздохнула. Столь желанные ранее плоды ожидали её на столике в карете, почему же ей расхотелось их есть?
– Ты вздыхаешь, диссини. Отчего? – спросил её Энаиф.
– Как это ни странно, но я тоскую по пансиону, в котором росла, – пояснила девушка. – По подругам, по его размеренному укладу. Да даже по его директрисе, мессе Латире! – сама удивилась Лаатая. – Там всё привычно. Да, бывало, ставили в угол на горох, но не больше. Там не грозила смерть от незнания, Энаиф, – печально закончила она.
– Никто тебя пальцем не тронет, диссини, – успокоил её парнишка. – Ты очень нужна Рубину.
