Рональд хотел сказать, что при всем желании она и не могла бы помешать, потому что у него не имелось никаких планов относительно Миранды. Он выпрямился и, насмешливо поклонившись Шарлотте, торжественно изрек:
— Прошу вас простить меня за то, что нарушил ваш ночной покой и занял кухню, не имея на то никаких прав. Свои извинения мисс Филдинг я принесу лично. Через два часа у меня занятия. Я уже ухожу.
Шарлотта понимала, что Феррэл издевается над ней, и на самом деле ему совсем не стыдно. Но выгонять человека, который так старательно приготовил завтрак, было верхом неблагодарности.
— Может, позавтракаете? — предложила она. — Мне столько не съесть.
— Спасибо, — обрадовался Феррэл, — я страшно голоден. Если хотите, я накрою на стол и подожду, пока вы переоденетесь.
— Ах! — с ужасом воскликнула Шарлотта, ощупав себя. — Вы должны были мне сказать!
Шарлотта выскочила из кухни и кинулась в свою комнату. Поверх белья на ней была только пижамная куртка, повязка для глаз и мягкие тапочки с оскалившимися крокодильчиками.
Вернуться к столу Шарлотта не решилась и, выйдя в коридор, крикнула гостю, что у нее нет аппетита. Она, несомненно, осознавала, что своей трусостью дает ему новый повод для насмешек, но пересилить себя не было никаких сил.
Включив компьютер, она уселась за стол и начала просматривать эссе, стараясь не думать о глупой ситуации, в которую они все угодили. Через некоторое время Шарлотта услышала, как хлопнула входная дверь.
— И почему мне должно быть совестно? — спросила Шарлотта у плюшевого мишки Тедди, стараясь заглушить в себе чувство неловкости. — У себя дома я могу ходить как угодно — хоть голой, хоть в тюрбане. А ему следовало отвернуться!
Увлекательное это занятие — читать чужие записи, рассуждала Шарлотта. В этом даже есть что-то непристойное, как будто подглядываешь в замочную скважину. Даже если объект наблюдения в это время невинно завтракает, все равно чувствуешь себя скверно.
Студенты Феррэла писали эссе на самые разные темы, которые выдумывал для них профессор. Изредка он позволял им выбрать тему самостоятельно. Были эссе написаны талантливо или нет, Шарлотта не бралась оценивать, и, хотя у нее имелось мнение относительно способностей каждого, она не навязывала своего мнения Рональду.
В зарисовках Шарлотту привлекало не виртуозное владение авторами метафорами и аллегориями. В первую очередь она ценила в работах искренность и неподдельность. Не каждый отважится рассказать миру о том, что о нем в действительности думает.
Шарлотта чрезмерно долго ждала момента, когда прикоснется к душе Теда, слишком долго думала об этом, прежде чем заглянуть в текст…
Это всегда очень печально — разочаровываться в близких людях. Тед был влюблен в Шарлотту, временами ей даже казалось, что и она не лжет ему своими улыбками.
Шарлотте хотелось верить, что красивая и бескорыстная душа ее друга непременно изольется на бумагу самыми прекрасными словами. Но Тед был бездарен. Он был бездарен настолько, что она не могла взять в толк, как желание стать писателем завладело его мыслями. Неужели он не понимал, что не имеет таланта к слову?
Представляя, в каких выражениях Феррэл способен донести до своего студента горькую правду, Шарлотта едва не плакала над работой Теда. Он раздавит его своими насмешками, ужасалась она. И в то же время Шарлотта понимала, что другой оценки этот жалкий набор штампов не заслуживает.
— Ах, Тедди, если бы ты выбрал другого учителя!
Образ огромного и беспросветного в своей беспринципности человека вернулся к ней и заполнил комнату. В его руках был деревянный молоточек типа судейского, с которым он подходил поочередно к каждому своему ученику и легонько бил по колену, испытывая силу таланта.
Перед профессором Тед, и сердце Шарлотты сжалось от сострадания. Феррэл наносит удар, и нога Теда подскакивает.
— Ха-ха-ха, — разносит эхо профессорский смех. — Покуда я хозяин на Олимпе, ты останешься жалким мечтателем. Глупец, глупец!
Видение исчезло. Шарлотта вышла в гостиную: Миранды не было дома. Посмотрев на часы, Шарлотта вернулась за стол и уселась в кресле поудобнее. У нее оставалось совсем немного времени, чтобы превратить гадкого утенка в прекрасного лебедя.
Тема эссе — дерево, которое растет в центре Лос-Анджелеса. Шарлотта закрыла глаза и на минуту представила себе это дерево.
— Это же так невероятно просто, — бормотала она, не открывая глаз, — описать городское дерево. Огромный косматый великан высится над скамейкой в городском парке. Осенью в парке не бывает много посетителей, а те, что появляются из-за поворота, либо совершают пробежки, либо попросту срезают дорогу через аллеи…
Профессор Феррэл сидел на краю учительского стола и читал вслух:
— «Людям нет дела до старого бродяги, тянущего ветви им вслед. Когда-то и он был почтенным джентльменом, а еще раньше беззаботным юнцом. И люди в те времена носили красивые одежды и катались в упряжках. «Здравствуй, деревце! — сказала одна девочка, обхватив тоненький ствол своими нежными белыми ручками. — Меня зовут Венди». Ах, как давно это было! С тех пор девочка успела состариться. Если бы она только навестила свое деревце… Год за годом великан всматривается в конец аллеи, но ее розовое платьице пропало навсегда. И он снова один, среди людей и всегда в своем неизбывном, царственном одиночестве…» — Феррэл оторвал глаза от листа. — Прекрасно. Это лучшая работа вашей группы. Лучшее, что я имел счастье прочесть за последний год.
— И кто же ее написал? — спросил Пол. — Кто из нас отличился?
— Тед Джеферсон, — торжественно изрек Феррэл и отыскал глазами Теда, — с чем я его и поздравляю. Хочу выразить надежду, что вдохновение, которое, безусловно, охватило накануне мистера Джеферсона, не оставит его.
— Давай, Тед, ты наш новый светоч! — загомонили в аудитории.
Тед ликовал. Похвала Рональда Феррэла само по себе дорогого стоила, но произнесенная в присутствии товарищей была для Теда бесценной. До сих пор никто всерьез не воспринимал обещаний молодого человека через месяц обойти в славе именитого учителя. Но после этой маленькой победы все они, конечно, поймут, как заблуждались, посмеиваясь над словами Теда.
Слушая, как читает Феррэл, Тед не узнавал ни одного слова, как будто в чужую работу по ошибке вписали его имя. Тед помнил, что, обдумывая заданную тему, даже не помышлял о городском парке. Неказистый бонсай на подоконнике Шарлотты — вот то, что надо.
— Как вышло, что я описал дерево в городском парке, и сам не знаю, — скажет он тем же вечером Шарлотте. — Когда Феррэл читал, у меня было странное чувство отчужденности. Я слышал, что великие писатели выталкивают из себя новые произведения, как женщина рожает младенца. Никогда не думал, что вдохновение действует так странно. Пишешь в здравом рассудке, а проходит три дня, и не можешь вспомнить ни строчки из написанного. Жаль, что у тебя нет литературного дара и ты не можешь понять, что я сейчас чувствую. Шарлотта пожала плечами и улыбнулась в ответ:
