Но не так-то просто было сосредоточиться на шитье. Натали то и дело откладывала работу, прислушиваясь к легким звукам, доносившимся сверху: открывались и закрывались дверцы шкафов, скрипели половицы под его шагами. Она услышала, как Джек вошел в ее спальню, обогнул большую двуспальную кровать, и вдруг вспомнила, что оставила на тумбочке книгу, которую сейчас читала. «Мадам Бовари». Очень актуально! Порочная героиня Флобера, впавшая в супружескую неверность и в конце концов покончившая с собой, может быть, и жила в давно минувшие времена, но служила ярким напоминанием об опасностях, которые подстерегают тех, кто позволяет себе руководствоваться чувствами.
Она услышала, как Джек спустился по лестнице и прошел в гостиную. Там, по крайней мере, прибрано, подумала Натали. Не то что в столовой. Они нечасто пользовались ею, так как обычно ели на кухне, и постепенно комната превратилась в склад крупных игрушек Моники, гараж для ее прогулочной коляски. Довершали картину веревки, на которых сушилось белье. Ну и что?
У Джека, без сомнения, множество помещений, домоправительница и пара служанок, а этот дом живет суровой трудовой жизнью!
Натали выдернула наметку из шва, который только что прострочила, и положила почти готовое маленькое платьице на стол. Оставалось только вручную обметать петли; она закончит вечером, когда будет смотреть телевизор. Собрав швейные принадлежности, она закрыла машинку и понесла ее в столовую, где та хранилась наряду со всем прочим, что должно всегда быть под рукой, но для чего не находится места.
Джек вошел следом и криво улыбнулся, озираясь вокруг.
– Ваша комната для игр и развлечений?
– Мы редко устраиваем званые обеды, – ответила Натали с наигранной веселостью. – Здесь вы вряд ли найдете что-нибудь из вещей Антуана.
Он пожал плечами.
– Надо закончить работу, коли уж я ее начал. В общем-то, я особенно ни на что и не надеялся. Просто не хотелось бы оставлять ни одного камня не перевернутым.
Поставив машинку, Натали прислонилась к углу большого старинного орехового буфета, подаренного престарелой теткой, которая сопроводила дар строжайшим наказом как следует ухаживать за ним. Джек продолжил свои изыскания, снимая одну за другой книги с полок, расположенных по обе стороны от камина. Быстро пролистывая их, он поднимал клубы пыли.
– Смелее, смелее, – бесстрастно заметила она. – Вы делаете весьма полезную работу. Я не протирала эти полки Бог знает сколько лет.
– Заметно, – ответил Джек, весело взглянув на нее.
Он взял в руки альбом с фотографиями и резким движением открыл его. Лежавший между страницами снимок выскользнул на пол. Джек поднял его и принялся с интересом разглядывать.
– Ваш первый муж? – поинтересовался он.
Натали кивнула и подошла поближе, чтобы забрать фотографию. Снимок был сделан всего за несколько дней до гибели Симона. Камера запечатлела его сидящим на огромном мотоцикле с крошечной Моникой, удобно пристроенной на колене.
– Не очень-то в нем много сходства с Антуаном, – заметил Джек.
– Да, не много...
Ростом более шести футов, крепко сбитый, со щетинистой рыжей бородой и длинной взъерошенной гривой Симон выглядел именно так, как большинство людей представляют себе разнузданных хиппи. Но он был всего лишь ласковым гигантом. Это было видно хотя бы по тому, как нежно огромные руки прижимали к себе малютку дочку. Как же несправедливо, что Моника никогда не узнает, каким чудесным человеком был ее папа.
– Наверное, вам пришлось нелегко после его смерти, – мягко сказал Джек.
– Да.
Постепенно она начинала понимать, что не в силах противостоять взгляду этих карих гипнотизирующих глаз, что все глубже погружается в их глубину. Значит, именно так он расправляется со своими жертвами, как-то отстранение подумала Натали. Зачаровывает их, лишает воли к сопротивлению...
Джек протянул руку и, захватив длинную прядь волос, принялся наматывать ее на палец, медленно и неумолимо притягивая Натали к себе, пока они не оказались почти вплотную друг к другу, – как в тот вечер, когда танцевали вдвоем... Но сейчас они были одни. Его близость действовала на нее словно наркотик, пробуждая идущий из глубины ее естества инстинктивный ответ, не подвластный велениям разума.
Натали лишь прерывисто вздохнула, безвольно приоткрыв губы, когда он склонил к ней голову. Как могла она противостоять неодолимому влечению? С тех пор как Натали впервые увидела Джека, она не раз пыталась представить себе, каково это – целоваться с ним. Порой, лежа без сна рядом со спящим Антуаном, она предавалась безудержным фантазиям, считая их совершенно неисполнимыми. И вот он здесь...
Она дрожала как в лихорадке, голова кружилась. Натали положила руки на широкую грудь Джека, чтобы сохранить равновесие, и тут же ощутила упругость мускулов под тонкой тканью рубашки. Его руки обвили ее, прижимая еще теснее к себе, и наконец-то их губы сблизились. Он помедлил, затем, словно пробуя на вкус, коснулся языком уголков ее рта. Повинуясь сладкой ноющей боли внутри, Натали привстала на цыпочки и, обняв его за шею, жадно ответила на поцелуй.
Это было большее, гораздо большее, чем могло представить ее воображение. В этом поцелуе была какая-то неистовость, первобытность, одновременно пугающая и возбуждающая ее. Сердце Натали колотилось с бешеной силой, тело, сообразуясь с собственными желаниями, крепче прижималось к нему. А язык Джека тем временем все глубже проникал в ее рот, производя тщательные чувственные изыскания, воспламеняющие обоих до такой степени, что казалось, жар, источаемый ими, мог бы растопить глыбу льда.
Хныканье, донесшееся сверху, вернуло их к реальности. Сокрушенно ахнув, Натали отпрянула от Джека, и ее глаза, когда она осмелилась поднять их, отразили водоворот охвативших ее чувств.
– Мы... не должны были делать этого, – задыхаясь, проговорила она.
Джек криво усмехнулся.
– Да уж. Пожалуй, не стоило.
– Я... пойду посмотрю, что случилось.
Она выскользнула из комнаты с пылающими щеками и взлетела по ступенькам. Как она могла позволить себе потерять голову? Каковы бы ни были ее взаимоотношения с Антуаном, он ее муж, и от этого никуда не деться.
Когда Натали вошла в детскую, Моника уже окончательно проснулась и, сидя в кроватке, разговаривала с медвежонком на понятном только им языке. Она хихикала, пока ей меняли подгузник, и подпрыгивала в ритме детских песенок, которые ей напевала Натали. Когда пришло время спускаться по лестнице, малышка решила заявить о своей самостоятельности.
– Вниз, – потребовала она, извиваясь всем телом.
– Хорошо. Но только держись за перила и мамину руку, – согласилась Натали, терпеливо ступая рядом с дочкой, отважно и сосредоточенно преодолевавшей нелегкий для нее путь.
