— Спасибо, — отзываюсь я и, не совладав с нервозом, добавляю. — Если ты гадаешь, где мой живот, то его пока нет. Еще слишком маленький срок.
— Да-да, конечно… Я и не думал… — Мирон выглядит смущенным. — Как, кстати, самочувствие?… И вообще?
— О, прекрасно, — говорю я и через секунду сама понимаю, как фальшиво прозвучали мои слова. — За исключением приступов утренней тошноты и гормональных всплесков, конечно.
На самом это все — мелочи. Главная моя проблема — это, несомненно, одиночество. Я жду ребенка, но у меня нет мужчины, чтобы разделить с ним эту радость. Алинин муж ради нее ездил за соленьями среди ночи, а ради меня никто такой подвиг не совершит. А все потому, что я глупая и не умеющая ценить то, что имею. Ну и еще кончено ветреная, как выразился Багиров.
— М-да, — Мирон цокает языком. — Должно быть, это все непросто…
— Ничего, я справлюсь, — отмахиваюсь я, решив, что минутка слабости окончена. — Рада была тебя повидать.
— Взаимно.
Он делает неопределенное движение корпусом, словно никак не может определиться, как вести себя дальше: уйти или остаться. Но затем, видимо, решает, что разговор исчерпан, и, одарив притихшую Алину дружеской улыбкой, удаляется.
Когда Мирон садится за стол к своей блондинке, она, коротко мазнув по мне равнодушным взглядом, поворачивается к нему и принимается что-то увлеченно щебетать. Вероятно, блондинка понятия не имеет кто я такая, раз моя персона заинтересовала ее лишь на сотую долю секунды. Мирон фокусирует внимание на своей спутнице, и я наконец и медленно выдыхаю, вмиг осознав, какой напряженной была все это время.
Оказывается, встреча с бывшим и его спутницей — настоящее испытание. У меня аж голова разболелась, и аппетит пропал. Все-таки права была Алина: надо было просто встать и потихоньку уйти до того, как Мирон нас заметил. А теперь придется сидеть в паре метров от него и изображать веселье, которого нет и в помине.
Эх, черт бы побрал мое упрямство!
Глава 15
Скажу так: утренняя тошнота вносит значительные коррективы в распорядок моего дня. Если раньше я предпочитала завтракать в офисе, то теперь приходится делать это дома. Ну, чтобы успеть добежать до унитаза в случае рвоты, которая после приема пищи настигает меня в двух случаях из трех.
Потом, как правило, я хочу немного полежать, а приняв горизонтальное положение, неминуемо проваливаюсь в дремоту. Короче говоря, выход из дома откладывается минимум на час, поэтому теперь на работу я приползаю одной из последних. А это, знаете ли, очень плохо, ведь теперь я с лишена возможности стыдить своих сотрудников за опоздания.
Захожу в офис и тут же натыкаюсь на цветущую и благоухающую Аллочку, которая раздражает меня одним своим видом. Ей двадцать четыре, и у нее красивый бюст третьего размера. Мне тридцать два, и у меня активная фаза токсикоза. Думаю, дополнительно причины моего раздражения разъяснять не стоит.
— Доброе утро, София Александровна! — певучим голосом произносит Алла.
Настроение у нее прекрасное. Сразу видно, что с утра не маялась рвотой.
— Доброе, — бурчу я, подхватывая бумаги, которые помощница мне деликатно втюхивает. — Что это? Документу по то дизайну кондитерской?
— Нет, это ответное письмо от команды Багирова. В ответ на те правки, что вы скинули ему на почту, — рапортует она.
Застываю на месте как вкопанная и перевожу взгляд на папку в своих руках, которая выглядит пугающе пухлой. Слишком пухлой для простого «да, я со всем согласен», на которое я, признаться честно, рассчитывала. Ведь мы учли все последние пожелания Багирова! Даже металлический куб посреди холла запроектировали! Что ему опять не понравилось?
— Ты читала? — спрашиваю затравленно.
— Угу, — не менее затравленно отвечает она.
— Ужас-ужас? — мне даже открывать эту папку не хочется.
— Ну… Не ужас-ужас, — она щадит мои чувства. — Скорее, просто ужас.
Закатываю глаза и испускаю горестный вздох. Если меня не доконает токсикоз, то это точно сделает Багиров. Опять его ребята прислали целый талмуд замечаний и пожеланий! Такими темпами мы никогда дизайн не согласуем.
Бормоча себе под нос проклятия, захожу в кабинет и, усевшись поудобней, все-таки распахиваю треклятую папку. Как я ожидала, она полна комментариев в духе «хочу то, сам не знаю что». Судя по записям, Багирова буквально разрывает между лофтом и хай-теком, а на последних страницах еще и неоклассика нарисовалась. Такое ощущение, что он хочет впихнуть в свой отель невпихуемое: и пафосно его подать, и молодежно оформить, и солидно преподнести, и культурный шок вызывать. Алла и впрямь меня пожалела, тут не ужас, а ужас-ужас-ужас.
С кислой миной листаю папку, когда дверь моего кабинета шумно открывается и моему взору снова предстает румяная помощница.
— Что еще, Алла? — огрызаюсь я. — У меня тут дел невпроворот…
— София Александровна, к вам Савельев Мирон Алексеевич пришел, — выпаливает она скороговоркой. — Могу пригласить?
Глаза помимо воли вываливаются из орбит, а нижняя челюсть отвисает. Уж чего-чего, а встречи с бывшим я точно не ждала! Это утро решительно претендует на звание худшего в моей жизни!
— Эм… Ну… Пригласи, — блею, с трудом соображая.
Помощница пулей возвращается обратно в приемную, и буквально через пару секунд в дверном проеме показывается Мирон. В традиционной клетчатой рубашке и синих джинсах. Кажется, никто и никогда не заставит этого мужчину одеваться иначе.
— Здравствуй, Софи, — он застывает на пороге.
— Привет, ты проходи, — как можно беззаботней бросаю я. Будто в нашей внезапной встрече нет ничего необычного. — И дверь закрой, пожалуйста. А то, сам понимаешь, желающие погреть уши не дремлют.
— Вряд ли кто-то будет подслушивать наш разговор, — усмехается он, но мою просьбу все же выполняет.
— Сразу видно, что ты никогда не работал в женском коллективе, — фыркаю я.
Мирон проходит вглубь моего кабинета и, немного потоптавшись на месте, решает опуститься на стул для посетителей.
— Ита-ак, — тяну я, чтобы подтолкнуть его к началу разговора. Ведь очевидно же, что он не просто так пришел.
— Знаешь, Софи, в последнее время я много думал над нашей ситуацией.
Снова повисает пауза, в течение которой Мирон пристально меня рассматривает, а мои нервные клетки погибают от нетерпения.
— И? — не выдерживаю я.
— И мне кажется, неправильно вот так на эмоциях обрубать нашу связь, — выдыхает он.
Ошалело моргаю, а мужчина тем временем продолжает:
— Ведь очень может быть, что этот ребенок мой, верно? — на его губах проступает слабая улыбка. — Поэтому я бы не хотел расставаться с тобой врагами. Кто знает, как в конечном итоге повернется жизнь.
— Мирон, я…
— Я не предлагаю сойтись, Софи, — он обрубает мои едва зародившиеся надежды. — По крайней мере, не сейчас. Я просто хочу быть частью твоей жизни. До тех пор, пока не придет время определять отцовство.
— Что будет, если отцом окажешься ты? — затаив дыхание, спрашиваю я. — Мы… Мы воссоединимся? Ты простишь меня?
Возможно, еще слишком рано для таких вопросов, но я должна знать ответ. Должна понимать, есть ли у меня шанс на примирение с Мироном или даже рассчитывать не стоит.
— Я не знаю, Софи. Все очень сложно, поэтому не буду загадывать наперед, — он медленно ведет головой из стороны в сторону. — Единственное, в чем я уверен наверняка, так это в том, что хочу быть рядом ребенком, если он в конце концов окажется моим.
— Ну разумеется, — киваю я, хотя его сдержанные формулировки слегка остужают мой пыл.
— А как в целом проходит беременность? Все в порядке?
— Вроде бы да. Правда токсикоз вконец меня одолел, — не могу упустить возможность немного поныть и пожаловаться. — По утрам нещадно полощет.
— И сколько это будет длиться? — Мирон выглядит обеспокоенным.
— Без понятия, — пожимаю плечами. — Кто-то весь первый триместр тошнотой мучается.
