Ну, что ж, пусть она будет проклята, если позволит ему получить такое удовольствие.
— Я сказала, отпустите меня. — Ее голос звучал уверенно, хотя сердце бешено колотилось. Казалось, в молчании прошла вечность, но наконец его хватка ослабла, и он отпустил ее. Все еще прерывисто дыша, она включила свет и посмотрела в его холодное, неподвижное лицо.
— Хорошо, — сказала она, — так что же вам нужно?
— Что за манеры, дорогая! Разве мне не предложат выпить или по крайней мере сесть? У меня был трудный день.
Оливия прошла на середину комнаты для посетителей, где обычно сидели клиенты, и направилась к изящным, покрытым замшей креслам, расположенным друг против друга по обе стороны низкого столика. Этот уголок она специально устроила для клиентов-женщин. Эдварду Арчеру здесь будет неудобно. А ей только того и надо. До сих пор он играл по своим правилам. Но сейчас преимущество на ее стороне. Она будет спокойной, выдержанной. Она воспользуется всем, чтобы поставить его в дурацкое положение. Например, этими креслами, столь удобными для женщин, но никак не для мужчин. Эта мысль доставила ей удовольствие, и она улыбнулась почти вежливо, когда обернулась к нему.
— Я так понимаю, мистер Арчер, что вы здесь не для того, чтобы заказать нам отделку вашей квартиры?
Его зубы сверкнули в широкой улыбке.
— Отнюдь.
Оливия опустилась в одно из кресел, закинула ногу за ногу и положила руки на колени.
— Тогда зачем вы сюда явились?
На кресло, в которое она намеревалась его усадить, он даже не взглянул. Просто подошел к нему со стороны спинки, положил на нее руки и наклонился в сторону Оливии. Эта поза была случайна, но он чувствовал себя свободно. И при этом широкая линия плеч стала еще явственнее. Она поняла, что вынуждена опять откинуться назад, чтобы смотреть на него, то есть снова принять то положение, которого хотела избежать.
— Я ожидал увидеть ваши пальчики в чернилах.
Оливия нахмурила брови.
— Что?
Легкая улыбка пробежала по его губам.
— Только не говорите, что никто не просил вас оставить свой след на страницах «Чаттербокса». Я было подумал, что у вас от непрерывного писания к вечеру пальцы свело.
Значит, он видел эту чертову статью. Ее пульс участился, но ответ прозвучал холодно, — на этот раз ее не запугаешь.
— Неужели вы действительно вообразили, что я способна на что-либо подобное?
Он рассмеялся.
— Действительно, не могу вообразить. Как начну думать об этом, то никак не могу представить, что вы можете подписывать свое имя на чем-либо, кроме чеков.
— Именно это вы пришли сюда обсуждать? Мой почерк?
Он выпрямился и медленно прошелся вдоль стенда, занимающего всю длину одной из стен комнаты.
— Ваши проекты? — спросил он, рассматривая рисунки и фото комнатного дизайна, развешанные на стенде. — Прекрасно. — Он провел рукой по двум-трем рисункам. — Действительно прекрасно. — Он повернулся к ней. — У вас настоящий талант. — Ухмыльнулся. — В дополнение к вашему другому, я думаю, яркому таланту.
Оливия вскочила на ноги.
— Я задала вам вопрос, мистер Арчер. Зачем вы сюда пришли?
— Эдвард. — Он улыбнулся, подходя к ней. — Не думаете ли вы, что нам давно следует называть друг друга по имени? Черт возьми, ведь мы почти родственники.
— Мы не имеем друг к другу никакого отношения.
— Неужели? — Он ухмыльнулся. — Вероятно, в наш век, когда понятие «семейный круг» так расширилось, должен существовать термин для обозначения отношений между человеком и любовницей его отчима.
При этих словах все ее намерения оставаться спокойной и собранной улетучились.
— Убирайтесь из моего дома, — тихо, но внушительно потребовала она. — Вы слышите? Убирайтесь из моего…
— Но это не ваш дом.
— Значит, из моего магазина. Бросьте эти игры, мистер Арчер. Вы знаете, что я имею в виду.
— Выходит, вы так все воспринимаете, Оливия? Игра? — Он быстро подошел к ней и схватил за руку. — Да, — сказал он медленно, — вы это понимаете именно так. Вы пробили себе дорогу, играя в игры с мужчинами.
— А к какой разновидности относите вы свою игру? — спросила она, нарочно устремив взгляд на то место, где его пальцы сжали ее руку. — Вы получаете удовольствие от грубого отношения к женщинам?
— Я с вами не груб, Оливия, просто должен быть уверен, что вы внимательно слушаете то, что я хочу вам сказать.
— Только вы виноваты в том, что в газете появилась эта мерзкая статейка, не так ли? — спросила она, выставив подбородок. — Именно вы…
— Не смешите меня, — огрызнулся он. — Уж чего я меньше всего хочу, так это смешивать имя Райта с грязью.
— О, конечно. — В голосе Оливии послышались саркастические нотки. — Я почти забыла. Сыновняя преданность.
— Вы — дура! Моя мать носит имя этого человека, или вы забыли об этой маленькой обузе старины Чарлза?
Его рука еще сильнее сжала запястье Оливии, так, что у нее даже перехватило дыхание.
— Я же рассказывала, — проговорила она сквозь зубы, — он говорил, что собирается развестись.
— Да, конечно. — Смех Эдварда прозвучал неприятно. — Иначе вы бы никогда не связались с ним. Вы не из тех девушек, что спят с женатыми мужчинами.
— Совершенно верно, — согласилась она, почувствовав, что лицо ее горит от гнева, — я не из таких.
Эдвард ухмыльнулся.
— Вы из тех, кто прежде всего думает о вознаграждении, — говоря это, он все ближе притягивал ее к себе. — Трепет тайных свиданий, немного лжи, что придает пикантность каждой встрече.
— Будьте вы прокляты! — она с трудом дышала, стараясь вырваться из его рук.
— Черт возьми, чем-то вам надо за это компенсировать, — как же мне сделать это? В конце концов, мужчина в возрасте Чарлза… Много ли страсти он мог дать вам в постели, Оливия?
— Сукин сын, — выдавила она.
— Как вы сдерживали растущую скуку, интересно узнать? Вы закрывали глаза и представляли рядом с собой более молодого, более сексуального мужчину?
Оливия подняла раскрасневшееся лицо.
— Мы опять возвращаемся к этому? Я же говорила вам, что никогда не могу представить себя с вами.
Он рассмеялся, обняв ее, и привлек к себе. Это была игра, по крайней мере, поначалу. Но затем, когда ее тело оказалось прижатым к нему, Оливия поняла, что совершила ошибку. Она почувствовала, что он все больше возбуждается, его глаза потемнели, и он все сильнее прижимается к ней.
— Нет, — умоляла она, но было уже поздно. Эдвард сомкнул руки за ее спиной, его губы коснулись ее губ, и он целовал девушку до тех пор, пока она не почувствовала, что сама загорается этим поцелуем и сдается.
