Что еще Бенджамин запомнил? Девушка обладала прекрасной фигурой, где все, как говорится, на месте. Узкая талия, высокая грудь и – пусть это звучит грубовато, зато искренне – у девушки была великолепная попка, как магнит, притягивающая взгляд. Пара стройных ножек и высокие каблучки легких туфелек завершали картину.
А как Миллисент замечательно танцевала! Она словно каждым нервом чувствовала ритм, каждой клеточкой своего юного тела, и это ощущение передавалось партнеру. Так что танец превращался в демонстрацию темпераментов. Кровь закипала в жилах, сила в его мускулах удесятерялась. Почему он так непростительно поступил, выпустил ее из вида? Куда она потом подевалась?
После вечера, Бенджамин это хорошо помнил, он провожал некую Корнелию – высокую крашеную блондинку. Блондинка через неделю исчезла, оставив в комнате студенческого общежития трудновыветриваемый запах невероятно терпких духов. С ней вместе исчезла и атмосфера авантюрного приключения, всегда сопутствующая крашеным блондинкам. Хорошие девушки имеют обыкновение исчезать, рядом чаще всего остаются зануды, от которых самому хочется поскорее избавиться.
Бенджамин с интересом продолжал наблюдать за работой Миллисент, поймав себя на мысли, что ему приятно вспоминать события десятилетней давности. Как искренне вела себя с ним девушка на том выпускном вечере, трогательно заглядывала в его глаза, робко улыбалась шуткам. Шутки же были дурацкими, их и вспомнить невозможно.
А чем она пахла? Бенджамин искренне считал, что запахи удивительно точно характеризуют человека. Лавандой, тонким ароматом лавандового масла благоухала эта замечательная девушка! Удивительное дело, воздух в ателье был также напоен чистым дыханием этих милых синих цветов.
Сейчас она совсем другая и глядит так холодно, строго, словно он не оплатил какой-нибудь прошлый заказ на фотоработы, или свернул бампером своего автомобиля столбик у ворот ателье.
Глаза Бенджамина отметили волнующую взор линию пышной груди, стройные бедра, длинную спину девушки. Веснушки на ее носу свидетельствовали, что на дворе май. Шелковая блузка цвета морской волны, заправленная в голубые джинсы, оттеняла нежный загар безупречной кожи, узкие ремешки босоножек на высоких каблучках тесно охватывали тонкие щиколотки Миллисент.
Все так же хороша, подумал Лонгсдейл, и впервые пожалел о том, что не был тогда, десять лет назад, более настойчив. Дурак был, молодой и неопытный. Но почему – неопытный?!
Чувственные губы Миллисент, нежные черты лица разбудили в его душе воспоминания о собственной юности, о жизни в студенческом кампусе, о вечеринках и свиданиях с покладистыми, веселыми девчонками, любительницами шампанского и плавания под луной. Действительно, жизнь потихоньку прошла мимо, все мысли сегодня лишь о работе, о пациентах, об операциях. И постоянная усталость дает о себе знать, многочасовые операции страшно изматывают. Весь день на ногах, как парикмахер или продавец в дорогом универмаге, куда только смотрит профсоюз?
А какие дамы теперь его окружают? Опытные, но бесстрастные сестры-анестезиологи, самонадеянные менеджеры клиник, умудренные жизнью журналистки, раздувающие в собственных интересах каждый пустяковый успех врачей в мировую сенсацию. Скучища, не с кем пошутить, отвлечься от суеты будней. И вообще, как трудно быть самим собой.
Бенджамин помрачнел, насупил брови. Ничего, он достиг в работе успехов, которые другим врачам даже не снились, и стал хирургом с мировой известностью, с блестящей репутацией и высокими гонорарами. И если ему приходило в голову каждый раз всерьез обращать внимание на нравящихся женщин, ничего бы этого он не добился.
Бенджамин улыбнулся собственным мыслям и подмигнул старику со слуховым аппаратом в ухе. Забавный, до чего он грозно на него смотрит, вертит в руках свою трость, словно работает у Миллисент телохранителем. С виду настоящий гангстер, только пахнущий нафталином. Наверняка в своей молодости водил огромные тяжелые грузовики и чувствовал себя королем дороги. Поди, никогда никому не уступал дороги.
Старик тоже сдвинул свои густые брови и отвернулся, всем видом показывая, что молокосос есть молокосос, пускай в нем и более шести футов роста. Только такие разъезжают на дорогих иномарках, презирая американские модели автомобилей.
Я ему не понравился, подумал Бенджамин. И правильно. Старый хрыч видит, что я совершенно не справляюсь с должностью няньки. Зря я согласился нянчиться с малышкой, это настоящая авантюра. Ничего, скоро прилетит сестричка Салли, и Аннабель окажется в надежных руках.
Мысль о предстоящем кормлении малышки пугала Бенджамина. Он с ужасом вспомнил огромный ассортимент питательных смесей, каш и соков, в котором можно заблудиться, как в дремучем лесу. Коробки и бутылки с инструкциями-головоломками кого угодно могли поставить в тупик.
Оказывается, малышка Аннабель испытывает непреодолимое отвращение ко всему ритуалу кормления, но при этом располагает чудовищным аппетитом. Что и говорить, дети, в отличие от взрослых, настоящее чудо природы. Надо только держаться от этого чуда подальше. Яхт-клуб, вот место, где отсутствуют молочные смеси, подгузники и не водятся скунсы, как живые, так и мертвые. А какие там девушки! Похожие на Миллисент. Или даже лучше…
Бенджамин не почувствовал, что наблюдательный Реджинальд перехватил его нескромный взгляд, брошенный на стройные ноги и грудь Миллисент. Старик тихонько толкнул рукой Анну-Терезу, показывая острым подбородком на Бенджамина и девушку.
Анна-Тереза наклонилась к уху Реджинальда и громко прошептала, памятуя о глухоте своего соседа:
– Не мешай, приятель! Видишь, они, вероятно, были любовниками! Ах, какая замечательная пара! Джузеппе Гарибальди и шекспировская Джульетта!
Миллисент и Бенджамин прекрасно расслышали эту реплику, взглянули друг на друга и весело рассмеялись. Хороша Джульетта с современным фотоаппаратом в руках, хорош Гарибальди в костюме от Гуччи! Именно в этот момент им почему-то стало просто и хорошо рядом друг с другом, условности человеческого общения отошли на второй план. Встретились, ну и хорошо.
Малышка Аннабель тоже рассмеялась, ей явно нравилось наблюдать за мельканием рук, загадочным фотоаппаратом, нравилось быть в центре внимания. И скунс был тут же, – пушистый симпатичный зверь, с нежными глазками-пуговками.
– Может быть, часть снимков сделать на открытом воздухе? – спросила Миллисент веселым голосом. – Думаю, мама малышки не будет против, если я сфотографирую Аннабель среди цветов. Нет ли какой другой одежды для ребенка?
– Есть, только лежит в машине! – воскликнул Бенджамин. – Я все вожу с собой, мало ли что понадобится. Да, кстати…
