– Есть, только лежит в машине! – воскликнул Бенджамин. – Я все вожу с собой, мало ли что понадобится. Да, кстати…
Лонгсдейл вытащил из кармана список, оставленный заботливой Флоренс.
– Здесь подробно расписано, как и в чем фотографировать малышку, как это я запамятовал о существовании подробной инструкции!
Миллисент заглянув в список, отметила про себя, что почерк женщины был четкий, стремительный и свидетельствовал о том, что его обладательница может настоять на своем.
– Розовое платье? Замечательно! Тащи сюда платье!
Бенджамин пошел к машине, а Миллисент мельком взглянула на себя в зеркало, поправила рассыпавшиеся по плечам волосы. Лицо раскраснелось от напряжения, а на переносице собрались капельки пота, но она же на работе, а не в ресторане. Все это поправимо! Она хороша собой, все это знают, а главное, знает она сама! Ну и что, подумаешь, не везет в личной жизни! Да она только рада, что не выскочила за подлеца Кристофера Кроуфолда. Гораздо хуже, если бы их бракосочетание состоялось.
Быть женой рекламного агента, возомнившего себя писателем?! Ничего страшнее этого и представить себе нельзя. А его сексуальная настойчивость? Кристоферу не жениться надо было, а заводить гарем, в котором он каждую ночь мог всласть топтать очередную податливую курочку! Как говорится, каждому свое, – кому курочки, кому любовь и душевная близость.
Может быть, она никогда не выйдет замуж. Судьба есть судьба. Мужчины, которые ей нравятся, терпеть не могут таких женщин как она – скромных и нежных, тихих, любящих домашний уют и детей.
И Бенджамин тогда решил не встречаться с ней по этой же причине. Мужчины его типа стараются идти по жизни легко, выбирают в подруги уверенных в себе, думающих лишь о карьере и успехе женщин, у которых даже почерк наполнен бешеной энергией самосозидания.
А что, не так? Так! Разве она не мечтает о домашнем очаге, о детях, о браке? Еще как мечтает! Вот поэтому она и одна. Такова суровая проза жизни.
Выше нос, Миллисент! – сказала она сама себе. Ты не одна, вокруг полным-полно одиноких женщин, одновременно робких и чувственных, мечтающих о страстной разделенной любви, и напарывающихся в жизни на сплошные разочарования.
Да таких женщин большинство! Они будут ждать всю жизнь, но ни за что не согласятся променять свои мечты на тусклое, убогое существование рядом с нелюбимым человеком. Просыпаться рядом с ненавистным мужем, смотреть, как он ест, пьет, гладить ему рубашки? Да ни за какие коврижки не надо подобного счастья!
Бенджамин принес в ателье целую корзину с детской одеждой. Миллисент переодела малышку и вынесла ее на газон, положив на плед, разложенный среди цветов, колеблемых теплым ветерком.
Сделав пару снимков, она потом расстелила другой плед розового цвета, разула ребенка и пустила пастись малышку под бутонами лилий.
– Какие у Аннабель красивые пятки! – воскликнула Миллисент. – Аннабель, смотри веселее! Оставь в покое лилии, улыбайся, птичка!
Удивительно, но крошка слушалась девушку, подставляла под объектив свои пятки, и визжала от восторга, как поросенок.
– Снимки будут замечательные, я отвечаю за качество! – раскрасневшаяся Миллисент встала с колен. – У вас прекрасный ребенок, мистер Лонгсдейл! Что вы так на меня странно смотрите?
Усталые глаза Бенджамина улыбнулись, жесткая линия рта смягчилась.
– Миллисент, мы с тобой на «ты», не забывай. А смотрю потому, что нравится смотреть и видеть больше, чем положено. Какой у тебя красивый пупок, раньше я его никогда не видел.
Только сейчас Миллисент поняла, что в азарте съемок потеряла на газоне пару пуговиц от блузки, и Бенджамин любуется ее обнаженным животом.
Девушка быстро заправила блузку в джинсы, от смущения и растерянности молча показала Бенджамину язык. Ей было приятно мужское внимание, что говорить. А внимание человека, за которого она когда-то могла отдать свою жизнь, было в тысячу раз приятнее.
Разве она не мечтала предстать перед Бенджамином обнаженной? Мечтала, и даже представляла в мыслях такое, в чем ни под какими пытками не призналась бы ни сестре, ни Анне-Терезе, ни самой себе. Но эти мечты были, и она их никогда не забудет и не предаст. Куда там Кристофер с его сексуальным марафоном! Никакой спорт не заменит истинные чувства и настоящие желания!
– Натуральная фотомодель! Киноактриса! – сказала Анна-Тереза в адрес малышки Аннабель. – Идеальное дитя. Как достойно вела себя в лучах софитов, перед объективом фотоаппарата. Вырастет, станет звездой Голливуда.
Лучше бы Анна-Тереза не произносила этих слов. Может быть, слова «фотомодель», «киноактриса» и «Голливуд» несут в себе заряд отрицательной энергии, ими можно пугать детей? Ребенок открыл рот и испустил такой вопль, что Бенджамин вздрогнул и поморщился. Аннабель орала прямо в ухо, будто считала, что иначе дядюшка ее не расслышит.
– Звездой зоопарка она вырастет, солисткой питомника обезьян, – проворчал Бенджамин. – Где же этот чертов скунс, кто-нибудь видел его? Куда он уполз, пугало огородное?
Аннабель продолжала самозабвенно орать. Она требовала опустить ее на землю, требовала вновь включить яркие лампы, хотела прикасаться носом к длинным стеблям лилий, демонстрировать пятки, размахивать руками и щурить глаза на ласковое солнышко.
Законное требование, ничего не скажешь. Бенджамину самому хотелось поваляться на уютном газончике в лучах клонящегося к закату майского солнца.
Миллисент с улыбкой взяла ребенка на руки, и Аннабель тут же замолчала. Казалось, на теле ребенка был установлен выключатель плача, которым Миллисент умело пользовалась.
– Ловко же ты обходишься с детьми, – потрясенный внезапно наступившей тишиной прокомментировал Бенджамин. – Ты прирожденная нянька!
– Миллисент – чудо, я всегда была в ней уверена, – изрекла Анна-Тереза и лукаво взглянула на Бенджамина. – Вас зовут, простите, я запамятовала…
– Мое имя Бенджамин Лонгсдейл, мадам Монтефалько.
– Господин Лонгсдейл, вы доктор, и глаза у вас умные. А девочка ваша такая славная. А вот скажите, что это за пятно на моей руке. Это рак?
– Я хирург, мадам, а не дерматолог. Тем не менее, думаю, ваше пятно – не рак. След ожога, случившегося много лет тому назад. Вы любите готовить, не так ли? Много времени проводите у плиты. Уверен, вы делаете потрясающую пасту.
– То есть, вы уверены, что это не рак?
– Совершенно уверен, кроме того, подскажу вам адрес хорошего онколога, хотите?
– Молодой человек, я вам верю! Вы меня успокоили и заодно помогли сэкономить пятьдесят долларов! И еще тридцатку, которую мне бы пришлось потратить на бензин, добираясь до врача. Идемте, мы вас проводим до машины. Реджинальд, друг мой, скажи до свидания Бенджамину Лонгсдейлу!
