class="p1">Она пьет кофе. А потом вдруг кладет руку на мою ладонь. Ни хрена себе! Я аж мурашками покрылся. И знатно офигел. Пугливый страусенок сам проявляет инициативу…
— Я хочу тебя кое о чем спросить, — произносит Анюта.
И смотрит оценивающе. Как будто решает, можно ли мне доверять.
— Спрашивай, — говорю я.
— У тебя, случайно, нет знакомого киллера?
Аня
— Еще одна кровожадная принцесса! — Ярослав произносит странную фразу.
В ответ на мою, не менее странную.
— А как тебе крысиный яд? — продолжает он.
— Какой яд? — теряюсь я.
— Я знаю, у кого есть.
— Ты шутишь?
— Конечно, шучу. А ты?
— А я…
Я не знаю. Не уверена, что это шутка. Я сейчас на самом деле очень хочу убить своего мужа…
Когда в моей голове сложилась вся мерзкая картинка происходящего, я не плакала.
Я сразу позвонила в “Мандарин” и сказала, что хочу у них работать. И все завертелось. Светлана прыгала от радости, потому что им сейчас очень нужны еще одни опытные руки. Скоро показ, в “Мандарине” все работают в режиме аврала.
Она связалась с моим руководством и договорилась, чтобы я не отрабатывала положенные две недели. За это наше ателье получило очень выгодный заказ от “Мандарина”. В общем, меня выкупили. Как какого-нибудь известного футболиста. И это, конечно, очень лестно.
Единственное, от чего мне удалось отбиться: я не побегу работать прямо сегодня. Мой первый рабочий день на новом месте — завтра.
А сегодня я сделаю еще одну необходимую вещь — подам на развод.
Та-ак… а чего я, собственно, здесь сижу? Кофе пью, болтаю разную чепуху. Мне немедленно нужен юрист!
— Кого убивать будем? — спрашивает Ярослав.
— Ты киллер? — бурчу я
Жалея о своей несдержанности. Совсем слетела с катушек! Про киллера спрашиваю. Вообще не понимаю, как это вышло.
— Я бэтмен, — улыбается мой собеседник.
— Может, не полностью убивать, — размышляю я.
— Просто избавим жертву от лишних частей тела?
— Да!
Мне нравится ход его мыслей. У моего мужа точно есть одна ненужная часть. С каким наслаждением я бы отчекрыжила это секатором! Чтобы ему было очень больно.
А еще я бы вырвала ему язык. Все это время… он говорил мне столько гадостей! Он уничтожал мою самооценку и втаптывал меня в грязь, в то время как сам…
Как же я его ненавижу! Я никого в жизни так не ненавидела.
— Кто будет жертвой нашего членовредительства? — не унимается Ярослав.
Как же мне нравится это слово…
— Никто. Я пошутила.
Я немного слетела с катушек. Но уже прихожу в себя.
— Муж? — спрашивает Ярослав.
И тут я вдруг понимаю. Все эти вопросы… Все эти намеки и разговоры… “Задумайся о своей жизни… Может, ты заслуживаешь лучшего… Любишь ли ты мужа?..”
— Ты знаешь?!
Он кивает.
— Давно?
— Не очень.
— Ты с ним знаком?
— Нет, просто видел его с другой после того, как он тебя подвез.
— Почему не сказал мне? — набрасываюсь я на Ярослава.
— Я сказал.
— Что-то я не припомню такого!
Он знал! И задавал дурацкие вопросы вместо того, чтобы просто открыть мне глаза на происходящее.
Он знал… Понимал, что об меня вытирают ноги и выставляют полной дурой. Как стыдно! Как неловко. Как это все… невыносимо…
— Мне пора.
Я вскакиваю и протягиваю подошедшему официанту купюру.
— Анюта, прекрати.
Ярослав тоже встает, забирает деньги у официанта и сует мне в карман. А сам достает карту.
— Я тебя пригласила. Я заплачу.
На это Ярослав просто… обнимает меня. Гладит по спине. Сжимает плечи. Касается волос.
Нет! Не надо. Пожалуйста. Это слишком. Это мешает мне быть твердой и сильной. А я должна…
Я вырываюсь из его объятий. Он пытается меня удержать.
— Не хочешь поговорить?
— О чем?
— Обо всей этой ситуации. Тебе нужно выговориться.
— Со мной все в порядке.
Я выскакиваю из кофейни.
— Анюта!
Ярослав догоняет меня.
— Не хочешь со мной разговаривать — позвони подруге. Не оставайся одна.
— У меня все хорошо.
— Ты плакала?
— Нет.
— Зря. Очень советую поплакать. Можешь порыдать на моей груди.
Я не собираюсь рыдать! Мне кажется, я не смогу, даже если захочу. Внутри все как будто закаменело. Покрылось непробиваемой коркой льда.
Пусть так и будет! Так легче.
Поплачу когда-нибудь потом, когда все будет позади. Сейчас мне нельзя раскисать. Я должна быть собранной и сильной.
Я собираюсь уничтожить мужа. Я хочу изменить всю свою жизнь. И мне нужно сделать это так, чтобы дети не пострадали.
Ярослав
Я не знаю, куда идет Анюта, но иду рядом с ней. И предлагаю:
— Давай я тебя отвезу.
— Куда?
— В одно хорошее место.
В какое, разберемся по ходу действия. Главное — не оставлять ее сейчас одну.
— Мне не надо в хорошее место. Мне надо к юристу. Сколько сейчас времени?
Анюта поворачивает руку и смотрит на маленькие часики на запястье. Всматривается, как будто не видит. Или не может понять.
— Почти пять, — говорю я.
— Черт.
— Опоздала?
— Не успею добраться.
— Я тебя домчу. Пойдем.
Моя машина на стоянке, идти минут пять. Анюта шагает чуть позади меня. У меня зудит ладонь от желания взять ее за руку.
Слышу, как Анюта что-то бормочет себе под нос.
— Пицца, — удается разобрать мне.
— Ты голодна?
Я оборачиваюсь. У нее такие глаза… Огромные бездонные озера, наполненные острой горечью.
— Он купил пиццу. Мне пицца. А ей…
Она сглатывает и судорожно вдыхает. Взгляд снова становится пустым и отрешенным. Не дает себе чувствовать. Не хочет падать в эту бездну боли.
Я думал, она будет рыдать. Нежный, пугливый и ранимый страусенок, которому пришлось вытащить голову из песка. И посмотреть на мир без розовых очков.
Но нет. Она не рыдает. Я забыл, что страусы еще и офигенно бегают. И Анюта сейчас убегает. От самой себя, от своих невыносимых эмоций.
Лучше бы она рыдала. Для нее же лучше! Все равно накроет, рано или поздно.
Лучше сразу пройти через это эмоциональное дерьмо, порыдать, поорать, убить кого-нибудь, если надо. А потом отпустить все это, и жить дальше.
Не надо загонять эту разрушительную хрень внутрь!
Я открываю Анюте дверь, усаживаю ее на пассажирское сиденье, пристегиваю. Она вздрагивает, когда я случайно касаюсь ее коленки. Вся — как натянутый нерв.
— Куда ехать? — спрашиваю, заняв свое место.
— Ленина, сто восемь, — Анюта смотрит на экран телефона.
— А что это за юрист? Хороший?
— Не знаю. Я его в интернете нашла.
Капец…
— Слушай, это не дело — какой-то левый чувак из интернета.