— Я тоже. — Дэвид провел рукой по изогнутой спинке стула с вырезанной на ней надписью. — Шрифт, похоже, старославянский.
— Я польщена, — сказала она с усмешкой.
Ее гостиная с обычной открытой планировкой. Кухня «а-ля камбуз» с мраморной столешницей и стальными аксессуарами. Балкон — зеленый уголок с растениями — приятный для релаксации. Но именно то, что Соня смогла сделать с самой обычной квартирой, произвело на него впечатление.
— Чувствуется стиль. — Красивый кусок парчи был использован, чтобы накрыть подушку на сиденье стула. — Совсем не по-австралийски… Здесь виден отблеск совсем другого мира. Неоготика, возможно? — Он посмотрел на нее через комнату, его глаза скользнули по ее гибкой фигуре.
— Что-то вроде, — согласилась она. — Мне нравится, как черное дерево мрачно темнеет на фоне белых стен. А для светлого кафельного пола мне удалось найти совсем неплохой ковер. Это, конечно, обошлось мне недешево, но оно того стоило. Квартира не моя. Я ее снимаю.
— А картина? — Он остановился перед большим полотном в тяжелой раме, написанном маслом.
— Это моя, — сказала она. — Цветы каждый может нарисовать.
— Ничего подобного! — Дэвид подошел ближе. Темный задний фон с несколькими слоями зеленого и лилового, и масса цветов — роз, пионов, лилий, занимающих всю центральную часть. — Очень живописно, — сказал он с искренним восхищением. — Где вы учились?
— У одного моего родственника, — ответила она уклончиво.
— Как всегда, максимум информации. — Его темные глаза иронично блеснули. — Знаете, Соня, как художник вы могли бы сделать неплохую карьеру. Я бы вам помог.
— Ага, значит, вы предпочли бы такой вариант. А не тот, где я бы захватила сердце вашего дяди, а вместе с ним и хороший кусок его состояния? — Это прозвучало более ядовито, чем она хотела.
Он почувствовал ее скрытое напряжение.
— Это действительно то, чего вы хотите, Соня? — Его пристальный взгляд, казалось, пришпилил ее к полу.
— То, чего я хочу, мне никогда не удастся получить, — сказала она загадочно. — А сейчас извините, но я оставлю вас на пару минут. Мне хотелось бы избавиться от этого спортивного костюма.
— Не торопитесь, — сказал он, когда она повернулась, чтобы выйти из комнаты — Я в это время посмотрю ваши книги. — Он подошел к большому деревянному шкафу, плотно заставленному книгами. — Немецкие, французские, русские, венгерские… что бы все это значило? — крикнул он ей вслед. — Ладно, можете пока не отвечать.
— Посмотрим, до чего вы сами сумеете дойти, — ответила она ему из коридора.
Когда Соня вернулась, на ней было бирюзовое, с оттенком лайма, платье на тонких, словно шнурки, бретельках. Верхняя часть выразительно обрисовывала грудь, а от талии ткань спускалась к коленям легкими складками. Было видно, что она успела пробежаться щеткой по волосам, но главное — оставила их распущенными.
— На каких языках вы говорите? — спросил Дэвид, не в силах отвести от нее глаз. Она выглядела такой красивой и такой… невинной, что у него перехватило дыхание.
— На нескольких… — Она быстро прошла на кухню. Теперь между ними был хоть какой-то барьер.
— Вы читаете Гете и Шиллера в подлиннике? Я видел этот знаменитый двойной памятник, когда последний раз был в Веймаре… И на французском целая коллекция. Флобер, Гюго, Дюма, Готье… Много книг на венгерском…
— Вы прекрасно знаете, что у меня есть венгерские корни.
Он усмехнулся:
— Лично я ничего не знаю. Про венгерский акцент сказала Ровена. Норвежская фамилия… Норвежские корни? Что за секреты, в конце концов? Чего вы боитесь? Вы этим только больше всех раззадориваете. Ваши манеры, ваша необыкновенная сдержанность только добавляют топлива для пламени. Такое впечатление, что пять лет назад вас вообще на свете не было.
— Может… может, мне приходится скрываться от каких-нибудь негодяев? — проговорила она, продолжая готовить кофе.
— Меня бы это не удивило, — хмыкнул он.
— Разумеется. Вы же мне не доверяете.
— Как я могу, когда вы к себе никого не подпускаете? Что за жизнь такую вы ведете?
Похоже, его это действительно волновало. Это поразило Соню, наполнив ее тело какими-то странными ощущениями.
— Должно быть, у вас были любовники?
Она презрительно посмотрела на него:
— Почему-то у вас это прозвучало так, как если бы у меня их был целый полк. Но могу вас уверить, я не настолько люблю мужчин.
— Поэтому вы держите тех, кого считаете опасными, на расстоянии.
— Держать на расстоянии — самое безопасное, — сказала она, нажимая на кнопку кофемашины.
— Как правило, женщины, которые держат дистанцию, не искушают искры, — заметил он. — А вы… Впрочем, вы сами знаете…
Она почувствовала, как кровь прилила к ее лицу:
— Откуда вам знать, что это за искры? А может, я вас просто ненавижу?
— Признаюсь, этого я не знаю. Скажите, вы ненавидите меня?
Она опустила глаза:
— Черный или со сливками?
— Ладно, можете не отвечать. Черный, два сахара.
— Хотите что-нибудь к кофе?
— Нет, спасибо… Ради бога, выйдите из-за этой вашей стойки. Клянусь, здесь нет никакой опасности. — Как он мог клясться, когда атмосфера была накалена так, что, казалось, в любой момент мог прогреметь взрыв?
Соня обошла вокруг стойки, неся перед собой поднос с чашками. Он встал, чтобы взять у нее поднос. Короткого касания пальцев было достаточно, чтобы ей мгновенно стало жарко.
— На кофейный столик, пожалуйста, — сказала она, пытаясь обрести свою привычную холодность. — Надеюсь, вам понравится кофе.
— Мне бы понравилось, если бы вы сели рядом и поговорили со мной.
— Боюсь, наш разговор может перейти в противостояние. — Она пожала плечами. — Вы знаете, как меня зовут. Сколько мне лет. Знаете, где я живу. Что вам еще нужно?
— Очень многое. — Его тон стал тверже. — Вы вовлекли себя в определенную ситуацию, как я уже говорил. Вы должны быть готовы. Вы сказали Маркусу, что позвоните ему сегодня вечером.
— Я позвоню. Не надо только представлять все так, будто это моя обязанность. — Она села на диван напротив него, оставив на столе свой кофе.
— Надеюсь, вы понимаете, что он беспокоится о вас?
— Ну что ж, я тоже о нем беспокоюсь, — сказала она несколько раздраженно. — Не так уж много на свете таких мягких и обходительных мужчин, как Маркус.
— Вы выйдете за него замуж, если он вас попросит? — прямо спросил Дэвид.
Ее глаза вспыхнули.
— Вы действительно считаете себя вправе настаивать на ответе?
— Ради бога, не кокетничайте!
