нет этого самого белья. Я гол, как сокол. Но, в отличие от гладкого дубового бревна, поверхность моя имеет щедро одаренные матушкой природой женственные округлости.
Хмурясь, кручусь перед зеркалом.
Надо было Эрика просить замолвить словечко не о пончиках, а об отсутствии у Дарта заболеваний дерматологического характера. Не то чтобы я чистюля-ханжа и не признаю крошки еды в постели. Еще как признаю, но, чтобы это была моя постель и мое постельное белье.
Ладно, деваться некуда.
Надеюсь, Энакин не ведет блог про ожесточённую и безуспешную борьбу с кожными заболеваниями и моется как минимум раз в день.
Пахнет, во всяком случае, футболка вкусно.
Хмм…
Единственные мужские вещи, которые мне приходилось надевать, это вещи Эрика. И несмотря на отсутствие одеколона, который он не признает, они пахли ничуть не хуже. Даже не знаю, кто вкуснее. По-разному…
Задвинув подальше навыки тертого калача-нюхача, влезаю в брюки, в которых могу смело хвастаться нешуточной потерей веса. Нижние части штанин подворачиваю много-много раз, создавая щегольской балласт-стиль. Одалживаю у хозяйского халата белый пояс и использую его в качестве ремня.
Критически оцениваю себя в зеркале и понимаю неполноту образа…
Грудь под футболкой чересчур радостно себя демонстрирует, а соски от холода преобразились в кизил. Для прикрытия этого безобразия, натягиваю пиджак. Зараза без пуговиц, придется постоянно держать руки на пульсе. Распускаю пристанище аистов, чтобы волосы немного подсохли… и вуаля.
Я образец неопределившийся в половой принадлежности.
Нахожу, что этот шедевр также необходимо запечатлеть для моего лучшего стилиста. А от него уже светится сообщение:
Эрик: Ты почему мокрая, телепузик?
Я: Чего???
Эрик: Ладно. Моя прекрасная телепузиха
Я: принимала ванну с Дартом *игривый смайл.
Эрик: Чего?
Я: Того. А вот новый образ
Отсылаю ему свой фешн-лук и думаю, стоит ли позвонить? Как в дверь стучат.
— С тобой там все в порядке? — интересуется Вейдер.
— Да. — отвечаю, и телефон начинает звонить. Эрик. — Да?
— С тобой там все в порядке? — один в один с темнейшим спрашивает мой друг, только вот звучит гораздо более участливо.
— Конечно, все в порядке. Я же не фото с кровавой надписью «помоги» выслала.
— Но написала, что принимала ванну с Даниилом… Странно для тебя, не находишь?
— Он коварно затащил меня в воду. — смеюсь в трубку, как за дверью доноситься.
— Э! Я все слышу. Ты кому там в уши заливаешь? Сама на меня прыгнула!
— Он подслушивает. — очень тихо сообщаю я. — Я тебе потом все расскажу.
— Точно все хорошо? — доносится обеспокоенный голос Эрика. — Твой последний образ шикарен, но если хочешь, могу привезти тебе вещи.
— Не надо. Через пятнадцать минут сушка выдаст мою одежду. — и потом я знаю, что после службы у них семейные посиделки.
— Ладно. Если что, на связи.
Перед тем, как повесить трубку, спрашиваю:
— Приедешь вечером?
Возникает небольшая пауза.
— Вечером веду Арпине в ресторан.
— Ла-а-а-дно. Выгуливай свой колосочек.
— Там не колосочек. — на меня сыпется медово-сексуальный голос. — Не завидуй, Никусечка.
— Да у меня за дверью секс-машина! — шепотом кидаюсь я. — Если я захочу!
— Я тебе захочу! Все, меня зовут. Веди себя прилично!
Если я хочу встретить мужчину, который полюбит меня не за внешность, а за душу, и вручить ему свой аленький цветочек, то Эрик, ко всему прочему, грезит, чтобы это произошло для меня особенным образом и желательно после свадьбы. Или, на худой конец, с тем, с кем я точно пойму, что хочу связать всю свою жизнь. На вопрос, как именно я должна это понять, объяснения никогда не следуют. Одни эмоциональные междометия. Несмотря на всю распущенность индустрии, в которой он вертится, сложно вытрясти из него какие-то закостенелые взгляды.
Но его двойные стандарты бесят. Ведь никак не мешают ему шпилить несколько лет Арпине. И да, далеко не колосочком.
Не то чтобы я пялилась между ног другу, но за столько лет кое-какие представления имею.
***
Затянув потуже пояс брюк, я решаюсь выйти из своего сверкающего мрамором с золотыми вкраплениями логова, чтобы некоторые не выдумывали себе душещипательных историй о моих рапунцель-наклонностях прятаться в башни и кидаться волосами в фазе обострения.
Его Темнейшество нахожу в гостиной. Сидит на широком диване в позе «имел я все это богатство», то есть без капли интереса к окружающей комнате. Голень одной ноги лежит на колене другой в позе «американской четверки», правая рука вальяжно устроилась на спинке песочного дивана, который стоит как моя машина, а левая рука держит iphone. Листает на своём чёрном передатчике, как подсказывает моя фантазия, хроники убийств джедаев. Брови строго сдвинуты к переносице. Мало жертв показывает?
Зараза классно сидит. Зря не додумалась запечатлеть его в подобной позе. Хотя, не-е-е-т, фотки с телефоном, это пошлая пошлость.
Вместе с бдительностью я теряю дар бесшумной походки, и не обделенная маститой шевелюрой голова медленно поднимается, устремляя на меня глаза с зумом, без стеснения прощупывающие мой креативный лук женщины-капусты. Попытки скрыть ехидные улыбочки даются ему провально плохо. И я вспоминаю, что надо бы поправить средним пальцем правую бровь.
— Принцесса соизволила выйти. — ухмыляется Даниил. — Не испугалась дракона. Но решила надеть доспехи.
— Дракона? — удивлённо обследую глазами комнату. — Не вижу такого. И лучше оставь свои принцессо-птеродактельные игрища для своих оркестровых рыбок-красавиц. Меня этим не удивишь.
— Мне показалось, что тебе нравилось играть в Марио. — объект не видит знака «кирпич» и мчит дальше.
— Я на таких, как ты, в Марио сверху прыгала. — парирую в ответ, надеясь, что чудеса сопоставлений не чужды его сознанию, но гад оказывается на редкость ползучим.
— Ах, — задумчиво произносит Даниил — Так вот что ты практиковала в ванной… — и начинает громко хохотать. Нескрываемо и искренне.
Чтоб тебя настиг запор величиной с пятиэтажку.
Вслух не озвучиваю, иначе может не сбыться пожелание.
И испытываю малюсенькую горошинку стыда, когда, вдоволь пометив пространство своим ехидным грохочущим смехом, Вейдер примирительно заявляет:
