Я Вас Всех Люблю!»
Девушка лежала на спине и смотрела в потолок, её тёмные глаза были полны слёз.
Дверь палаты открылась, и в голубоватом свете коридора показалась медсестра, посмотрела на нас, выключила свет и ушла, закрыв тихо дверь.
— Хочешь послушать музыку? — спросил я.
Она ничего не ответила и я вложил маленький наушник в её ухо. И она не ударила меня по руке. Я лёг второй наушник вложил в своё ухо и включил музыку Морриконе.
— Тебе не громко? — спросил я её в темноте.
— Болит голова! Потише! — прошептала девушка.
Мы лежали у большого окна в полстены. За ним чёрное небо с россыпью сверкающих звёзд. Они мигали, испускали лучи, когда я прищуривал глаза. И ещё казалось, что звёздный свод кружится над нами… Я протянул руку и сквозь прутья койки хотел коснуться её волос, но рука моя коснулась бинтов на её голове.
— А что у тебя болит? — спросила она.
— Спина. Рекламу ставили… Тяжёлая была.
И я услышал, как она прошептала:
— Звезда упала! Ты видел?
(В тексте использован фрагмент из книги Харуки Мураками «Слушай песню ветра».)
— Виталик! Витали-и-и-к! Где же он? Мы идём проводить гостей и скоро вернёмся. В комнату не заходи, там сквозняк.
Хлопнула дверь, и я остался в доме один.
— Сквозняк, — подумал я. Кто это? Имя такое страшное! Я заглянул в комнату, но никого в ней не увидел. И под столом никого нет. Может, закрыть окно? А вдруг Сквозняк залезет в него!
На столе осталось много еды. Я съел кусочек колбасы, сыру, зачерпнул ложкой салат из блюда… И тут, словно впервые, увидел потолок. Он был белый, ровный, гладкий. Взгляду не на чем было остановиться, и у меня закружилась голова. Я смотрел на потолок и чувствовал, что меня начинает тошнить. И тогда, наколов на вилку кусок селёдки, я швырнул этот кусок в потолок. Мне стало легче. В потолок полетел ещё один кусок селёдки и ещё, ещё, ещё… Я, как зачарованный, смотрел на появляющиеся пятна… Из них получался красивый узор…
Открылась дверь, появился папа и увидел, что я делаю… Меня сейчас будут бить!.. Папа с ремнём в руке тащит меня в другую комнату. Меня уже били недавно! Это так страшно!.. Я тогда кричал! И теперь меня опять будут бить ремнём!..
Но меня вырывают из папиной руки, и я чувствую пухлую, тёплую бабушкину руку.
— Не смейте его бить, — кричит она, — этот ребёнок необыкновенный!
Бабушка моя! Это она специально так говорит, чтобы спасти меня. Я держу её за руку и иду с ней в её дом у моря. Время от времени я вытираю слёзы о её теплую руку.
— Ты зачем это сделал? — говорит она строго.
— Я не знаю.
— Ты должен понимать, что делаешь, скоро вон в школу пойдёшь…
— Бабушка, этот потолок меня испугал. Я не люблю, чтобы было совсем белое и ровное. Там должна быть хоть точечка.
— Этого я не понимаю, — ответила, вздохнув, бабушка. — Врачам, что ли, тебя показать?…
Мы шли по лесной дороге, я посмотрел вверх и между верхушками сосен увидел облако с рваным, сверкающим краем… И ещё увидел чайку… Она земерла в небе неподвижно. Из-за облака выглянуло солнышко, и я улыбнулся. Мне стало так хорошо, я прижал бабушкину руку к лицу и вытер об неё последнюю слезинку.
— Я куплю тебе большой альбом с белой бумагой, — сказала бабушка. — Там будет много белой бумаги. Вот и ставь на ней точечки, можешь на ней рисовать, можешь бросать в неё селёдку… Горе ты моё, горе! Никто тебя не поймёт! Что из тебя вырастет? Ну, а мой потолок тебе нравится?
— Да, бабушка, на нём трещинки.
— Слава Богу! Иди лучше на море, но далеко никуда не уходи. День- то какой хороший!..
Я сбежал по горячему песку с дюн. Передо мной шумело море, ветер был солёным и вкусным. Мне стало так легко, я подумал о чём-то очень хорошем, и сердце моё забилось! Как хорошо! Как хорошо!.. И вдруг всё прошло. Я стоял на продуваемом ветром пляже, один у шумящих волн, и мне стало так одиноко, так плохо, что выступили слёзы. Ведь только что было так радостно… О чём же я думал только что? Хочу вспомнить… хочу туда вернуться, но не могу. Всё куда-то ушло. Я посмотрел в небо и не увидел облака с рваным сверкающим краем… И чайку тоже я не увидел. Куда бы я ни смотрел, небо было чистым, голубым, ровным, гладким… И я не стал на него больше смотреть.
Палочкой я разгрёб ил у самой воды и… увидел — чудо! На тёмном иле лежал огромный янтарь. Я схватил его и прижал к себе, стал разглядывать, приблизив к лицу. Он был, как мёд, он был, как солнышко. А ещё он был тёплый. Я прижал его к щеке. Да, тёплый! Я спрятал его в карман шорт и стал искать ещё, продвигаясь вдоль моря, разгребая палочкой ил, и тут мою ногу пронзила боль.
— А-а-а! — вскрикнул я и запрыгал на одной ноге.
— Мальчик, что с тобой? — услышал я голос и увидел девочку, сидящую на голубой лавке у самой воды. Волны разбивались о берег, пена доходила до самых ног девочки.
— Я наступил на казарагу! — морщась от боли, ответил я и допрыгал на одной ноге до лавки.
— Тебе очень больно? — спросила девочка.
— Щипит!
— Мальчик, а ты не можешь… когда у тебя пройдёт нога, найти мне красивые ракушки, а то я нашла некрасивые.
Она протянула мне свою тонкую руку и показала браслетик из ракушек на нитке. Да, ракушки были тёмные, облупленные, некрасивые.
— А ты сама не можешь найти?
— Я ничего не вижу!
— Совсем ничего не видишь?
— Совсем ничего.
— И никогда ничего не видела?
— Конечно, видела. Всё видела, это у меня с прошлого лета… я тогда заболела… и всё стало чёрным. И, чуть подумав, девочка спросила: — А какой ты?
— У меня тёмные волосы.
— А ещё?
— Не знаю. Больше ничего. Только тёмные волосы.
— Можно я их потрогаю? — попросила она и протянула руку.
Она коснулась моих волос, моего уха, и мне стало щекотно.
— А как тебя звать? — спросила вдруг она.
— Виталик.
— А я Алина. Пойдём купаться? Я только маме крикну.
И Алина крикнула и помахала руками, повернувшись в сторону пляжа.
Мы лежали с Алиной на мелководье, повернувшись друг к другу. По лицу Алины бегали солнечные зайчики, вода искрилась на солнце. Волны с шипением перекатывались через нас, а некоторые из них накрывали нас с головой. А когда волны стихали, я видел, как у дна проплывали стайки быстрых мальков. Алина смеялась и смотрела на меня, но не совсем на меня, а чуть в сторону. Я протянул руку, взял её за подбородок и повернул лицо к себе.
А потом мы с ней побежали за дюны, в ивовые заросли.
— Виталик, тут должно быть синее покрывало.
