Девушка выпила еще один бокал «Маргариты», приготовленный прислугой, надеясь таким образом заглушить боль от одиночества и хотя бы на время забыть обо всем.
Она сидела в позолоченном кресле эпохи Людовика XIV, задумчиво глядя на язычки пламени в камине, когда раздался звонок в дверь. Темпест поспешно поставила бокал на стол, но через секунду передумала и снова поднесла его к губам. Если это Гевин, не хватало только, чтобы он понял, с каким нетерпением она ждет его прихода.
Темпест прислушалась и различила уверенные шаги Гевина, которые становились все отчетливее.
Девушка постаралась придать лицу скучающее выражение, но когда он вошел в гостиную… Святые угодники!
Гевин остановился на пороге, освещенный последними лучами солнца, и Темпест подумала, почему она раньше не замечала, насколько он красив.
Ее пульс подскочил, дыхание сбилось.
Гевин не переоделся, но выглядел просто сокрушительно в костюме, который она видела на нем сегодня утром. Несколько пуговиц на рубашке были расстегнуты, приоткрывая загорелую грудь. Ей вдруг захотелось увидеть его без рубашки. Если он такой же мускулистый, как ей кажется, то…
— Добрый вечер, — чуть хрипло произнес он.
Услышав его голос, сидеть спокойно Темпест уже не могла. Она поставила бокал и поднялась с кресла.
— Привет. Выпьешь чего-нибудь?
— Что это? — кивнув на бокал, спросил Гевин.
— «Маргарита».
— Подойдет.
Ее пальцы немного дрожали, когда она готовила ему коктейль, однако никаких сомнений в правильности своего решения у нее больше не возникало. Но мысль о Чарлзе и о том, что он поведал ей сегодня, вдруг стала вызывать странное беспокойство. Что, если Гевину станет известно об этом разговоре? Вряд ли ей тогда стоит рассчитывать на место в его компании…
Закусив губы и опустив глаза, Темпест подала гостю бокал. Теплая мужская ладонь накрыла ее руку. Взглянув на Гевина, Темпест натолкнулась на его сосредоточенный, горящий взгляд. Мир вдруг сузился до размеров гостиной. Она больше не слышала ни звона посуды на кухне, ни тиканья дедушкиных часов.
Сейчас были только она и Гевин, и только это имело значение. Она вдруг испытала досаду, что придется куда-то идти, тогда как ей больше всего на свете хотелось остановить этот миг.
Гевин позволил ее руке выскользнуть и бросил взгляд на бокал. Его брови изумленно приподнялись.
— Не многовато ли для одного человека?
Девушка неопределенно пожала плечами. У нее никогда не возникало проблем с алкоголем, а уж когда она в нем нуждалась, то подавно. Но тут она испугалась. Что он может о ней подумать?
— Сегодня мне захотелось выпить, — выпалила она.
— Напиться? — Его брови поползли еще выше.
— Нет. Хотя не буду отрицать, эта мысль посещала меня и казалась весьма привлекательной.
Гевин взглядом поощрял ее продолжить.
— Сегодня был не лучший день, — со вздохом призналась она.
— Тебя так расстроила фотография в газете? — не поверил он.
— Все вместе, — уклончиво ответила Темпест, не желая упоминать своего отца.
— Не хочешь об этом поговорить?
— Нет… да.
Гевин осторожно обнял ее за плечи и заставил сесть на диван.
— Я слушаю.
Темпест прижималась к его большому упругому телу и жалела, что не смогла удержать язык за зубами. Было безумно приятно сидеть просто так и чувствовать, как его тепло передается ей.
— Как тебе это удается?
— Удается что? — не понял Гевин. Опустив бокал на столик, он внимательно посмотрел на нее.
Темпест не могла отвести взгляд от его рук.
— Оставаться таким холодным и невозмутимым.
Она умела притворяться, но никто не знал, каких усилий ей это стоило. Глубоко внутри была пустота, которую ничем не удавалось заполнить.
— С чего ты взяла? Я вовсе не холоден.
— Ты производишь именно такое впечатление, — настаивала она.
— Внешность обманчива, — усмехнулся Гевин и пригубил напиток.
Да, внешность обманчива, размышлял Гевин, наблюдая за тем, как Темпест скользит среди толпы: они все-таки приехали в клуб. Хотя она и сомневалась в своей способности притворяться, никто бы не поверил, насколько беззащитна и ранима она была каких-то полтора часа назад. Сейчас она была… Гевин задумался, подбирая слово. Ослепительна? Да. Именно так.
В нем снова вспыхнуло желание, и мужчина с досадой подумал, что никогда еще самоконтроль не давался ему так тяжело.
На ней было платье, сверкающее и переливающееся мягким светом в лучах прожекторов. Или этот свет исходил от нее? Папарацци не отставали от нее ни на шаг.
Стоя в VIP-зале, Гевин прислонился к стене, не спуская с нее глаз. Он не любил бывать в таких местах, но сегодня сделал исключение. Ради нее.
Темпест подошла к нему. Знала она или нет, но ее бедра двигались в такт музыке, и Гевин, не отрываясь, смотрел на волнующие изгибы тела.
— Гевин, я уверена, что стена не упадет, если ты от нее отойдешь.
— Почему ты думаешь, что я стою здесь из-за нее?
— А почему ты тогда здесь стоишь?
— Такие развлечения не для меня.
— Почему ты в этом уверен? Ты так часто бываешь на подобных мероприятиях?
— Зачем? Я и так знаю, что всякие тусовки мне быстро надоедают.
— Правда? А мне нравится быть среди людей.
— Я заметил.
Гевин во все глаза смотрел на нее. Щеки Темпест порозовели, глаза блестели, но ее движения показались ему какими-то скованными. Что ее тревожит?
— Тебе здесь совсем не нравится? — разочарованно спросила она.
— Совсем. Я не вижу в этом никакого смысла.
— А веселиться ты не пробовал? Немного взбодриться, расслабиться?
— Значит, сейчас ты веселишься? — усмехнулся Гевин. — Или это один из новых способов расслабиться?
Она недоуменно посмотрела на него.
— Папарацци, — лаконично ответил он.
— Пойдем. — Темпест потянула его за собой, туда, куда не проникал свет прожекторов. — Садись.
Гевин молча подчинился, стараясь удержаться от того, чтобы не обнять ее за плечи и не прижать к себе. Вместо этого он спросил:
— Ну и зачем мы здесь?
— Здесь никто нас не увидит и не услышит.
— Если ты хотела избежать чужого внимания, стоило ли уезжать из дома?
— Стоило. Потому что мне точно известно, что консьержка из моего дома любит поболтать. К тому же она охотно делится сведениями по крайней мере с двумя газетами. Она всегда в курсе, когда у меня были гости — особенно мужского пола — и сколько они у меня пробыли.
Гевин взял прядь ее волос и намотал на палец, восхищаясь их мягкостью.
