Марьяша с ужасом взирала на заведующую.
— Наталья Петровна, зачем вы… сделали это? Он не придет, точно вам говорю!
— Марьяночка, вы лучше губы подкрасьте, пока еще время есть, — продолжая улыбаться, положила трубку внутреннего телефона на место Наталья Петровна и начала собирать свои вещи в сумку.
Спустя несколько минут в дверном проеме появился запыхавшийся Сергей Владимирович. В руке он держал плитку молочного шоколада.
— Наталья Петровна! Вы меня перед выходом застали! Я уже в машину садиться собирался, когда Тома позвонила. Вот, шоколад в автомате купил, как просили, — озадаченно переводя взгляд с лаборантки на заведующую, произнес он. — У вас ко мне что-то серьезное?
— Да нет. Какие серьезности в канун праздников! — махнула рукой Наталья Петровна и выдернула пластиковые стаканчики для кофе. — Какие у вас планы на выходные?
— Никаких. Был друг, но он уехал, — присел на стул Сергей Владимирович и с интересом посмотрел на рдеющую от смущения Марьяшу.
— А про нас вы совсем забыли. Подснежников из леса больше не носите. А сейчас, смотрите — тюльпаны, ландыши пошли. Мы ждем, ждем, а вас нет все, — лукаво улыбаясь, взяла в руки светлый пиджак заведующая. — И Марьяна, по-моему, в этих ландышах больше всех нуждается. Она тоже совсем одна на выходные осталась.
— Марьяночка! — развернувшись к лаборантке, воскликнул заместитель декана. — Так я думал, вы не нуждаетесь в моих цветах более… Тома сказала, у вас есть поклонник!
— Марьяна это придумала. Чтобы не так больно было видеть, как вас уводит племянница ректора! — хмыкнула Наталья Петровна.
— Наталья Петровна! — зашипела лаборантка и вся пошла багровыми пятнами.
— Бог с вами всеми, какая племянница ректора?! Чтобы меня привлекли за совращение несовершеннолетних? — округлил глаза Сергей Владимирович.
— Вот и отлично, — подмигнула Сергею Владимировичу Наталья Петровна. — Раз вам двоим заняться нечем, так пейте кофе и сходите, прогуляйтесь по Пушкинской.
— А вы куда? — судорожно ухватилась за ручку объемной светлой сумки заведующей лаборантка.
— А я домой. Платон улетает в Германию завтра, надо ему помочь вещи собрать, — дернула к себе сумку Наталья Петровна.
— Ну, так это можно, конечно! — оживился Сергей Владимирович. — Марьяночка, вы согласитесь подышать воздухом? В парке Горького побродим. А после поужинаем где-нибудь?
И угасшая было навсегда Марьяша в один миг засияла.
— Ну, конечно, Сергей Владимирович! Я плащ возьму, и можем идти!
— Только кофе уберите перед уходом! Иначе до середины мая стоять тут будет, — шагнув в сторону двери, улыбнулась Наталья Петровна.
Она шла по улице и ни о чем не думала. На душе было легко и спокойно. Платон улетает к отцу, а значит, можно будет все праздники провести вместе с Сашей. Просыпаться, когда хочется, ложиться после полуночи, есть вместе пиццу в постели и совсем не чувствовать себя виноватой перед сыном.
Когда она приехала, Платон уже почти собрал свои вещи.
— Мам, сделай поесть чего-нибудь! Хоть горячих бутербродов с чаем, — попросил он. И мать с готовностью кинулась на кухню.
Сын пришел чуть позже и мирно утроился за небольшим кухонным столом. Наталья Петровна достала тарелку из микроволновой печи и поставила дымящиеся ароматные бутерброды на стол.
— Я буду скучать, — вздохнула она, разливая горячий чай в кружки.
— Мам, не начинай, — буркнул Платон. — Тебе есть, с кем провести праздники.
— Все равно, без тебя все будет не так.
Она села рядом и с нежностью посмотрела на сына.
— Ты уже совсем большой. И когда успел вырасти? Казалось, еще совсем недавно мы с тобой конструктор собирали в день рождения…тогда тебе семь лет было. А сейчас, вот. Поступаешь уже.
— Ага, — хмуро отозвался сын. Он не любил душевных излияний матери. — Кстати, мам. Можно, ты завтра поедешь провожать меня без своего Александра Константиновича? Не хочу омрачать свои последние минуты перед отлетом.
— Платон! Ну, зачем ты так? — ощетинилась мать. — Саша бы вещи помог отвезти! Неужели на такси будет удобнее?
— Мне — да. Прости, мам. Но я еду к родному отцу и выслушивать советы на все случаи жизни от чужого человека перед отлетом не хочу.
— Саша не чужой! — от обиды в глазах Натальи Петровны выступили слезы. — Он очень старается стать ближе к тебе!
— Он мне не нужен! Я ненавижу его! Никогда не встречал людей отвратительнее! Самодовольный и напыщенный, думает только о себе! Ты очарована им, поэтому слепа! Открой глаза, мама! — Платон запихнул в рот бутерброд, взял кружку чая и поднялся.
— Платон! Это мерзко и эгоистично, сынок! Так себя вести нельзя! Саша — мой выбор и я не откажусь от него в угоду тебе! Я всю свою жизнь положила на твое воспитание, на профессиональное будущее! Дай хотя бы на закате насладиться человеческими отношениями с тем, кто мне действительно дорог!
— Знаешь, мама, если ты так устала от меня, можешь завтра не провожать. Я сам до аэропорта доберусь.
— Причем здесь это? — растерянно произнесла она вслед выходящему сыну.
Платон презрительно хмыкнул. На секунду в его взгляде мелькнуло торжество победы. Только вот победы над чем? Над ее чувствами? Неужели так приятно делать больно родной матери?
В горле застрял противный ком. Наталья Петровна прошла в свою комнату, села на диван, горько вздохнула и набрала номер сотового телефона Саши Велюрова.
— Саш, прости. Платон не хочет, чтобы завтра мы провожали его вдвоем, — глотая слезы, произнесла она в трубку.
— Я почему-то был уверен, что он тебя об этом попросит, — отозвался бархатным баритоном Саша. — Постой, да ты что, плачешь, Ната?
— Я расстроилась. Он… он такой жестокий! Ему совсем не жаль меня!
— Успокойся, прошу тебя. Хочешь, я приду?
— Нет. Так мы только разозлим его еще больше.
— Тогда возьми себя в руки и скажи мне, во сколько тебя завтра подобрать под аэропортом?
— Ты приедешь за мной даже после того, что я тебе сказала?
— Конечно! А разве может быть иначе? Более того, у меня есть для тебя сюрприз. Как посадишь сына на самолет, дай знать.
— Ну, вот… Я теперь от любопытства заснуть не смогу, — улыбнулась Наталья Петровна. — Хоть намекни, что это?
— Намекнуть?.. Хм, я почти не умею делать намеки. Работа в прокуратуре накладывает отпечаток, там надо быть максимально прямолинейным и апеллировать сводом законов.
— Саш…ну, пожалуйста! — улыбаясь, продолжала просить она.
— Хорошо. Если бы у тебя было все золото мира, где бы ты хотела провести майские праздники?
— Где угодно, лишь бы рядом был ты.
— А если я и так буду рядом?
— Тогда, возможно, ближе к воде. И обязательно, чтобы был ресторан. Ужин при свечах, медленный танец, и…и я должна быть в красивом вечернем платье!
— Хм, как романтично…я уже тебя представил. А какого цвета у тебя должно быть платье?
— Не знаю…но непременно яркое, такое, на которое все будут обращать внимание.
— Может, алое?
— Нет, не алое. Алый вульгарен… Может, желтое? Как солнышко?
— Да, ты права. Как солнышко. Ведь когда ты улыбаешься, в моей душе светит солнышко.
— Значит, я у тебя ассоциируюсь с солнечным светом?
— Да. Можно сказать, освещаешь мой мир, переполненный уголовными и не очень уголовными делами. В общем, ты мой личный вдохновитель.
— Это самые приятные слова из всех, что мне доводилось услышать…еще немного, и я начну тосковать здесь без тебя.
— Тогда до завтра. Целую тебя, мое милое солнышко.
— До завтра. Я тоже тебя целую.
Улыбаясь, Наталья Петровна выключила сотовый телефон.
— Фу ты, мерзость какая! — тут же послышался за ее спиной голос сына.
От неожиданности она вздрогнула и с обидой произнесла:
— И что мерзкого в моем разговоре с любимым человеком?
— В самих фантазиях на тему ресторана и яркого платья нет ничего плохого, — подметил Платон. — Я даже вижу тебя сейчас. Берег моря, ресторан, свечи…но стоит мне представить рядом твоего кавалера и ааааа! Ужас, мама! Это картина из разряда «красавица и чудовище».
