Как бы проникнуть в эту головку на пяток минут? Неужели она не понимает, что он все видит? Неужели думает, что он ее отпустит?
Джек нахмурился. По мере того как они углублялись в горы, ехать становилось все труднее. Смесь гравия с землей перешла в пыль, дорога сузилась. Черт побери, он опытный водитель, но и он не поехал бы здесь в темноте. Однако, зная упрямство Лорелей, Джек сомневался, что ее остановит такой пустяк, как темнота; а судя по тому, как солнце играет с ними за западным хребтом, то накрывая тенью, то выпуская на свет, скоро дорога, еле различимая и при дневном свете, погрузится в чернильную темноту ночи.
Полчаса спустя на белесом небе появилась луна, и Джек остановил джип возле поляны.
— Считаем, что день закончен; будем устраиваться на ночлег. — Оставив ключи в замке, он вышел из машины и осмотрел ее. Отметил взгляд, который Лорелей бросила на ключи, и стал разгружать багажник. — Пойду поставлю палатку. Вон в той сумке продукты. Может, приготовишь пока что-нибудь поесть?
— Что именно?
— Без разницы. Я ем все, — сказал он и, опять отметив взгляд, брошенный на ключи, обошел машину, выдернул их и сунул в карман. — Чуть не забыл.
— Боишься, что я украду машину, а тебя брошу здесь?
— А ты можешь?
Она вздернула подбородок.
— Нет. Но не из-за угрызений совести.
— Я на это и не рассчитывал, — сказал Джек, взвалив на плечо палатку.
— Как я уже тебе говорила, я не идиотка, чтобы искать дорогу в темноте. Подожду до утра.
— Что ж, значит, не придется на ночь надевать на тебя наручники.
— Что-о-о?
— Вообще-то я думал связать тебя. Но раз ты говоришь, что не собираешься удирать, то не буду этого делать. — Забавляясь ее потрясенным видом, Джек чмокнул ее в приоткрытый рот. — А пока взяла бы ты этот пакет с продуктами.
Не оглядываясь, он пошел вниз на поляну. Под ногами хрустели камушки. Услышав, как хлопнула дверца джипа, он ухмыльнулся. Лорелей пробурчала что-то насчет тупоголовых пиратов и пошла следом за ним.
Пока он, насвистывая, ставил палатку, она вынимала и раскладывала продукты.
— Как продвигается обед?
— Единственное более или менее аппетитное — это тушенка.
— Прекрасная вещь тушенка.
— Твое одобрение не требуется. Будем есть из банки или подогреем?
Джек забил еще один колышек.
— Решай сама. Если хочешь подогреть — в машине есть плитка. А если наберешь хвороста, я разожгу костер. Или ешь холодную. Выбирай.
К счастью, Лорелей выбрала горячее. Опускалось солнце, а с ним и температура воздуха. Даже ходьба становилась чем-то вроде упражнения по аэробике с погружением в прохладные потоки воздуха.
— Замерзла? — спросил Джек, глядя, как Лорелей потирает руки.
— Немножко. — Она придвинулась к огню и налила себе кружку кофе.
— Радуйся, пока можно. Встанет солнце, и опять будет жара.
Лорелей застонала.
— Кажется, нет смысла еще раз просить тебя бросить свою безумную идею насчет шахты?
— Нет.
— Ты хоть знаешь, куда ехать? Или просто будешь таскать меня за собой еще восемь дней?
— Я знаю, куда ехать. По крайней мере общее направление. Не волнуйся, уже недалеко. Завтра мы доберемся до места, где у нас будет базовый лагерь. Дальше пешком.
Лорелей застыла, не донеся кружку до рта.
— Мы бросим машину?
Он кивнул.
— Машина там не пройдет. Хорошо еще, если найдется тропинка.
— Джек, но это безумие! Люди ищут шахту Голландца сотню лет, и никому не удалось найти.
— У них не было карты. У меня есть.
— Половина магазинов Аризоны продает эти паршивые карты!
— А у меня настоящая. Та, которую Якоб Вальц, умирая, дал Джулии Томас.
Лорелей нахмурилась.
— Этой булочнице, которая ухаживала за ним во время болезни?
— Да, — ответил Джек, довольный, что ей известна легенда.
— Ты хочешь сказать, что всю эту охоту за дикими гусями устроил потому, что у тебя в руках бумажка с какими-то каракулями и считается, что сам Голландец дал ее булочнице?
— Ее дал он, — твердо сказал Джек. Они много лет дружили, он был благодарен ей за уход. Он знал, что умирает, что сам никогда больше не попадет туда, и отдал ей карту, на которой обозначено, где находится шахта.
— Джек, Джек...
— Это правда. И карта теперь у меня. — В доказательство Джек вынул из рюкзака пластиковый пакет с потрепанным, блеклым листом. — Вот она. Смотри.
Лорелей посмотрела на корявый рисунок и вернула его.
Она не верит, что он подлинный, это видно по ее глазам. Джека охватили сомнения. Неужели он ошибается? И все это, как она сказала, — охота за дикими гусями?
— Если карта подлинная, почему же твоя Джулия Томас сама не пошла искать золото Голландца? Почему никто другой не нашел шахту?
— Потому что они — это не я. И у них не было тебя на счастье. Ты — моя фортуна, Лорелей. — Он намотал на палец прядь ее волос. — Как только я увидел тебя в магазине, то сразу понял, что карта настоящая. На этот раз я отхвачу здоровый куш. Карта привела меня к тебе, а с тобой я найду шахту.
— Нет. — Лорелей увернулась от поцелуя и встала. В ее надтреснутом голосе, в ее глазах Джек уловил страдание. — Вот, значит, почему я оказалась здесь? Потому что якобы притягиваю удачу?
Отбросив карту, он встал, подошел к ней и обнял за плечи. Пролетел порыв ветра, и огонь затрепетал на ветру.
— Ты оказалась здесь потому, что я люблю тебя. Дай мне попробовать еще раз.
— Попробовать что? Снова разбить мне сердце?
— Меньше всего на свете я хочу обидеть тебя.
— Тогда почему же тебе понадобилось десять лет, чтобы прийти?
В глазах ее были злость и презрение, и он понимал, что заслуживает то и другое.
— Я звонил...
— Два раза. Ты позвонил два раза. Мне было слишком больно, я отказалась с тобой разговаривать, а ты не потрудился позвонить еще раз. Тем более прийти.
— Я не мог. Корабль стоял только три часа, надо было грузить оборудование. Я вернулся через месяц, но тебя уже не было. — Он вспомнил, какая его охватила паника. — Я написал письмо, надеялся, что тебе передадут.
— Передали.
— Да, но ты его не читала. Вернула нераспечатанным.
— Ты меня обвиняешь?
— Нет, — упавшим голосом сказал Джек. Он обвинял себя. — Я понимал, что ты имеешь полное право злиться, даже ненавидеть меня. Поэтому и решил тогда не гнаться сразу за тобой. Решил, что лучше дать нам обоим время.
— Это могло бы меня сокрушить, но уверяю тебя, Джек, мне не понадобилось десять лет, чтобы переступить через тебя.
— Я не это имел в виду.
— Мне хватило нескольких недель, чтобы понять, какую ошибку я чуть не совершила.
