– Прямо сейчас?
– Да.
– Нет, спасибо. Сейчас мне нужно что-нибудь покрепче кофе. Через пару минут я сооружу себе настоящую выпивку. Да не хватай ты эту дурацкую лестницу, Бога ради! – вдруг взревел он, рывком подавшись вперед в кресле. – И, будь любезна, сними этот ужасный шарф. Ты смахиваешь на тетушку «не-надо-ли-вам-тут-убраться» .
Иви покраснела, сообразив, что совершенно позабыла про свой головной убор. Резко подняв руку, она быстро сдернула несносную полоску шотландки, испытывая унижение от того, что в таком виде предстала перед Георгосом, который всегда являл собой картину непогрешимого великолепия – ни единой морщинки на дорогих деловых костюмах, рубашки ослепительно белые, как его зубы, волнистые волосы в идеальном порядке.
– Не обязательно так орать, – сказала она с несчастным видом. – И не обязательно меня унижать.
– Я не пытался этого делать. Если тут кто и чувствует себя ужасно, так это я.
– Не знаю, с чего бы, – пробормотала она. – И это после того, как ты ездил развлечься на Золотой берег?
– Какие развлечения! Я ездил по делу.
– Ну разумеется!
Они уставились друг на друга. В глазах Иви был прямой намек, в глазах Георгоса – потрясение.
Но оно длилось недолго, лицо у него потемнело, налилось негодованием, холодные глаза медленно оглядели ее. Иви поперхнулась, жалея о глупой несдержанности, давшей понять, что она знает о цели его маленького путешествия.
– Не понимаю тебя, – колко заметил он. – Все, что я тебе обещал, – это соблюдение благопристойности. Я и соблюдаю ее. В высшей степени. И буду делать так и впредь до нашего развода. А пока не смей меня осуждать. Я этого не потерплю! – Он стукнул кулаком по столу и гневно уставился на нее. – Я определенно не желаю, чтобы меня заставляли чувствовать себя виноватым, когда я, шут его дери, не сделал ничего, в чем меня можно упрекнуть! Я провел пару ночей с женщиной? Подумаешь! А что ты ожидала от меня в данных обстоятельствах? Что я буду сам себя удовлетворять, как школьник?
Господи, пора стать взрослой! Это реальность, а в нормальной жизни реальные мужчины отправляются в постель с реальными женщинами. Понятно? Она содрогнулась от его сокрушительной ярости.
– Да-да, – тихим дрожащим голосом сказала она, – п-понимаю.
У Георгоса дернулось лицо.
– Ступай, – прошептал он, нетерпеливо махнув рукой, и снова рухнул в кресло, закрывая глаза. – Иди, иди;
Она ушла.
Обед для нее в этот вечер был отравлен страхом и ожиданием, что Георгос скажет Алис или Эмилии о том, что застал ее на лестнице с метелкой для пыли. Но он не сказал.
Он вообще молчал за обедом, поглощая пищу в мрачной задумчивости. Мысли его явно блуждали где-то за миллионы миль отсюда. Когда мать или Эмилия к нему обращались, он отвечал им кратко, односложно.
Иви полагала, что причина ей известна. Бизнес к этой поездке ни малейшего отношения не имел. Георгос уезжал на Золотой берег не в деловую командировку.
По мере того как она размышляла над этой темой, гадая, много ли пройдет времени, прежде чем он уедет снова, есть ей хотелось все меньше и меньше. Она покосилась через стол на Георгоса, и глаза их встретились. Он посмотрел сквозь нее и вновь обратил взор к тарелке с десертом.
Иви обрадовалась, когда пить кофе он решил в кабинете.
– Не слишком-то, должно быть, удачная была поездка, – пробормотала Эмилия, когда они с Иви убирали со стола. Алис тут же удалилась в свою комнату читать.
Эмилия не знала, что их размолвка привела Георгоса в такое дурное настроение, а сама поездка наверняка прошла успешно.
– Может, он просто устал, – пробормотала Иви, с отвращением отгоняя недвусмысленные видения, то и дело возникавшие в воображении.
– Тогда хватит ему сжигать свечу с обоих концов, – всплеснула руками Эмилия. – Он не высыпается и слишком много пьет. Без него я проверила запасы спиртного в кабинете, там почти не осталось виски, не говоря уж о бренди, водке и коньяке. Надеюсь, он не пойдет по стопам отца. В последние годы перед смертью тот слишком много пил. И слишком прибавлял в весе. По-моему, рановато помирать в шестьдесят.
– А моему отцу было всего тридцать девять, когда он умер от сердечного приступа. – Иви проглотила ком, всегда возникавший у нее при воспоминании об отце.
– Да, я помню, ты говорила, – протянула Эмилия. – Совсем молодой. А сколько же тогда было матери?
– Двадцать восемь.
– Как это печально.
Иви глубоко втянула воздух и медленно выдохнула.
– Да, – согласилась она и принялась укладывать тарелки в стопку.
Этой ночью она никак не могла заснуть. В голове пульсировала тупая боль, слегка побаливал живот. Вдобавок ко всему ее не оставляло беспокойство после стычки с Георгосом. Конечно, он все правильно говорил, признавала Иви. Она не имеет никакого права осуждать его личную жизнь. Да и как, в самом деле, он должен поступать? Он мужчина в самом расцвете сил. Ему всего тридцать четыре, он здоров, красив, полон энергии, жизненных сил.
Человек такого склада, как Леонидас, мог соблюдать целомудрие без особого напряжения – именно так он и делал! Георгос – птица другого полета. Очевидно, он всегда пользовался большим успехом у противоположного пола и не привык обходиться без постельных радостей.
Уже погружаясь в сон, Иви все еще размышляла, какой же тип женщин должен его привлекать. Высокие блондинки с чудесной фигурой, искушенные во всех отношениях?
Наверняка ему должны нравиться высокие, решила она, зевая.
Последняя сознательная мысль относилась к тому, что утром нужно спросить у Эмилии, как выглядела Анна, хотя она уже ее представляла – высокое сексапильное создание с лукавыми голубыми глазами, гривой искусно причесанных светлых волос, идеальной фигурой фотомодели и ногами нескончаемой длины. Ничего похожего на брюнетку-полуитальянку пяти футов двух с половиной дюймов росту, с карими воловьими глазами, длинными волнами неуложенных волос и слишком роскошными и пышными для ее роста формами.
* * *
Проснулась Иви от боли.
Какое-то мгновение она ничего не соображала, не понимая, что происходит, пока ее не скрутила от боли очередная схватка. Ужас и неверие отозвались в ее стоне. Нет, нет, этого не могло быть! Просто не могло!
Минуту-другую она не желала поверить в происходящее, но приступ боли заставил ее выползти из кровати и пройти в ванную, где самые худшие опасения подтвердились – все белье было в кровавых пятнах.
– О Господи, только не это! – Трясущимися руками она взяла несколько прокладок и пошла в спальню, корчась от боли. Часы у кровати показывали четверть третьего. В такой поздний час все давно уже крепко спят.
