во время, обняв мое тело, сжав его, почти раздавив. Ветка дерева пробила боковое стекло, и осколки попали мне на руку, на лицо. Я почувствовала острую боль, ноющую и зудящую. Заревела с криком на весь салон.
Постаралась выбраться из машины, открыв дверь, и просто вывалилась в грязь лицом. Пачкая белое пальто, я продолжала лежать на земле. Внутри все вибрировало от страха и ужаса. Я задыхалась от боли, от испуга. Я словно проваливалась куда-то вниз, под слои размокшей почвы. Кричала, хотела позвать на помощь, но из легких вырывался только кашель.
Лай собаки привел меня в чувства, и я поднялась, присела на земле, смотря по сторонам. В голове так сильно все гудело, и перед глазами летали деревья, что я не могла понять, откуда идет звук.
Только вот хорошо ли, что я не раздавила эту псину?
Собачий лай был злобным, рычащим. И это совсем мне не нравилось. Я подвинулась ближе к машине, но теперь ее вряд ли можно было назвать этим словом. Просто кусок безжизненного разбитого металла, даже не знаю, подлежит ли она восстановлению. Поджала под себя колени, пряча голову под руками, а лай все приближался. И чем ближе, тем больше рычания, больше оскала, больше страха в сердце.
Я сжалась, просила кого-нибудь мне помочь. Шепотом, себе под нос. Только ради Бога заберите меня отсюда, позвольте оказаться в другом месте, как по щелчку пальцев.
— Нельзя, фу! Фу, кому говорят! — Рассудок не сразу разобрал слова.
И я не сразу открыла глаза, чтобы посмотреть на человека, произнесшего это.
Алешка схватил собаку за холку и оттащил от меня. Пес вилял хвостом, смотрел на него добрыми угрюмыми глазами. Алеша осторожно поднял меня с земли и понес в сторону соседской тайоты.
— Прости меня, я… не знаю, что на меня нашло. Прости. — Шептала я, щекоча губами его шею.
Обвила руками шею спасителя, прижалась всем телом.
Почувствовала тепло, разлетающееся по венам моментально с бешеной скоростью. Я все еще дрожала, тряслась, как осиновый лист на ветру, но мне было спокойнее рядом с ним, в его крепких руках.
— Все хорошо, Оксаночка, — прижал посильнее, согревая меня теплом.
— Что с машиной? — Я посмотрела через его плечо.
Наша тачка припечаталась к дереву, ее раздавило, размазало.
— Ничего, купим новую. Не страшно. — Отозвался Алеша, сажая меня в соседскую тайоту.
— Что с псом делать? — Голос соседа заставил меня поежиться, я с недоверием посмотрела на собаку, виляющую хвостом с некой дружелюбностью.
— Возьмем с собой, потом найдем ему хозяев, или в приют отдадим, — Алеша поднял пса и посадил рядом со мной.
Собака недоверчиво посмотрела на меня, оскалилась, шерсть встала дыбом.
Ну что за наказание такое? Я разбила любимую машину, между прочим единственную в нашей семье. А сейчас еще и этот пес сидит рядом со мной и огрызается. Да, я дура, я чуть не убила собаку и не погибла сама.
Алеша сел рядом, стал что-то говорить. А я ничего не слышала. В груди все болело, ломило кости. Страх не отпускал ни на секунду.
Я чуть не разбилась.
Слова смешались в общий поток. Неразборчивые фразы врезались в слух и рассыпались.
Когда Алеша вышел из машины, сосед тронулся с места.
Меня не смутило, что мой парень не поехал с нами. Не смутило наличие в салоне здорового черного пса.
Алеша отправил меня домой, как победитель. И я его награда, трофей. Он спас меня, подобрал на дороге, не дал возможности дикой собаке меня разорвать на мелкие клочья.
От голода сводило желудок, руки тряслись, не давали покоя. В голове столько мыслей, что хочется просто уснуть.
Алеша думает, что все теперь у нас хорошо. А у нас нет ничего хорошего. Да и никаких НАС больше нет. Есть он и есть я. Мы отделились друг от друга еще давно, между нами была трещина, большая, глубокая. А с появлением в моей жизни Матвея эта трещина стала разламываться все сильнее. Пока мы не сделались двумя разными кусками, которые уже никогда не смогут склеиться в целое.
Матвей
Дядя прошел по салону, посмотрел на меня с презрением и закурил.
Он еще не успел сказать мне ни одного слова. Его глаза налились кровью, он зол как демон, как смерч. И внутри него сейчас торнадо ненависти на меня и иступленной паршивой боли. Она колит его, и он хочет обрушить на меня миллиарды камней, покрыть отборным матом. Только он не знает с чего начать.
Когда он поравнялся со столом, руки ловко ухватили деревяшку за край.
Одно резкое движение, и стол переворачивается на бок. С шумом летят на пол инструменты, бумаги разлетаются в стороны, и я опускаю глаза.
— Ты маленький сукин сын! Как ты мог спалиться, скажи мне! Как? Они засекли тебя, ты в розыске! Мерзавец! Ничего из тебя не выйдет, а я-то думал, станешь надежной заменой отца. В итоге что? Что ты за гнида такая? — Его голос являлся палкой для моего сознания. И он не просто бил меня, он убивал. Уничтожал. Люди того олигарха могли убить меня живьем, могли натравить на меня кого угодно.
— Я не знаю, как так получилось.
Я действительно не знал. Где меня могли заметить? Что я сделал не так, почему мой след остался в доме того олигарха? Я не угнал его машину, ничего не трогал там, лишь проникнуть успел. И тут же сигнализация. В ту ночь я бежал из его дома со скоростью света.
— Не знаешь? Мелкий подонок! Ты пиявка, повисшая у меня на заднице, Матвей! Я обещал твоему отцу позаботиться о тебе, и что? Как бы я не пытался, ты все равно умудряешься подставить и себя, и меня. Если они прочуют, что ты тут работаешь, нашу автомастерскую прочистят до дыр, везде залезут. И не откупишься. Ты подставил не себя, а меня, в первую очередь. — Сигарета выпала из зубов дяди, и он подошел ко мне.
Орал, брызгая слюной мне в лицо.
— Я что-нибудь придумаю. Я уведу след. — Прошептал я.
Боялся поднять глаза и посмотреть на его лицо. Дядька — криминальный авторитет, работает с такими же, как он. Ему не составит труда размазать меня по стене, а после сказать, что так и было. Его вытянут из любого дерьма. И сейчас отчитывал меня только в воспитательных целях.
Ему ничего не будет. А вот я могу попрощаться с домом, только щелкни он толстыми грубыми пальцами. Да и с
