* * *
Едва успев, остановив машину, она сразу же выскочила из нее.
— Эй! Что вы делаете? — услышала она свой охрипший голос и полностью забыла о том, как одета.
Стремглав подбежав к деревянным воротам, она не стала терять время на их отпирание, а просто перелезла через них, порвав при этом платье. Продираясь сквозь разросшийся кустарник, она несколько раз споткнулась, пытаясь преодолеть нагромождения только что обрезанных веток деревьев. Не обращая внимания на то, что царапает новые туфли, пачкает и рвет элегантное белое платье, она спешила поскорее добраться туда, где заметила незваного гостя.
Ее ноги и руки были покрыты царапинами и занозами, но ничто уже не имело значения, ничто, кроме желания остановить это бесчинство. Потеряв дар речи, Анна-Лиза смогла только взмахнуть руками в безнадежной попытке выразить свое потрясение и выдохнуть:
— Что вы наделали?!
Лицо мужчины, к которому она обращалась, было таким же грубым и темным, как и ветки дерева, к которым он прикасался.
— Buenos tardes, senorita![10] — произнес он, не обращая никакого внимания на ее страдания. И, взмахнув своей засаленной шляпой, ухмыльнулся, обнажив прокуренные редкие зубы.
Анна-Лиза в отчаянии уставилась на него. Этот вандал носил одежду, которую, вероятно, передавали из поколения в поколение и никогда не стирали. На поясе у него висела связка всевозможных секаторов и ножниц, а в черных глазах можно было заметить выражение крайнего любопытства.
— Значит, вы и есть дочь дона Педро! — воскликнул он с сильным акцентом и стукнул себя в грудь. — А я — Энрике Карадонда.
— Меня не волнует, кто вы такой, — резко отрезала Анна-Лиза. — Я думаю, вам следует объяснить, что вы здесь делаете и что это такое! — Она свирепо указала на кучи веток, разбросанные по земле. Ее прекрасные апельсиновые деревья превратились в ободранные скелеты.
— Я работаю, — обиженно ответил Энрике и пожал плечами, — сеньор Перес…
При упоминании имени Рамона Анна-Лиза порывисто и сердито вскрикнула и приказала Энрике удалиться.
— Да, сеньорита, — дружелюбно согласился Энрике, — скоро уже начнет темнеть, я вернусь завтра.
— Вы не сделаете…
Но Энрике уже развернулся и пошел по направлению к поселку, быстро исчезая в сгущавшихся сумерках.
Медленно поглядев вокруг, Анна-Лиза почувствовала, как к ее горлу подкатывают рыдания. Она была такой доверчивой, слишком доверчивой. Как только Рамон мог решиться сделать такое? Неужели ему так не терпелось поскорее разрешить вопрос о постройке своей пристани для яхт? Если он думает, что, проделывая подобные штучки, ему удастся выжить ее отсюда, то он сильно заблуждается. Имение принадлежит ей, и она может делать с ним все, что захочет.
Она устало вздохнула и попыталась определить размер нанесенного ущерба. Деревья ни за что не успеют поправиться к тому времени, когда нужно будет снимать урожай. А если она ничего не продаст, то, как же она сможет поправить свое финансовое положение и выдержать следующий год? Обиднее всего было то, что все это случилось именно тогда, когда она была в салоне красоты и радовалась тому, как хорошо идут дела! Она сжала грязные руки в кулаки. Ну и задаст же она Рамону Пересу!
Мчась в своем автомобиле по узкой дороге, Анна-Лиза услышала резкий скрежет и все нарастающий скрип, но продолжала ехать. Раздался ужасающий треск, и, резко дернувшись, машина остановилась. Мотор заглох и никак не заводился. Наконец Анна-Лиза все же заставила ее поехать, и на всем оставшемся пути ее преследовал этот зловещий скрежещущий звук.
— Отлично, — свирепо пробормотала она себе под нос, увидев стройную фигуру Рамона около черного «порше». Очевидно, он как раз собирался выезжать за ней. Ну что ж, она избавила его от этой необходимости. Резко нажав ногой на тормоз, она ухитрилась припарковаться в миллиметре от машины Рамона. Затем распахнула дверцу и со скоростью молнии вылетела из автомобиля, чтобы задержать нахала.
Но Рамон двигался гораздо быстрее, чем она, и, в один прыжок, оказавшись позади нее, опустился в кресло, которое она только что освободила. Дернув за ручной тормоз, он прокричал в открытую дверцу:
— Я думаю, вы кое-что забыли!
Вылезая из машины, Рамон неодобрительно покосился на водительскую дверцу, захлопнувшуюся только с третьей попытки.
— Ну вот, никаких повреждений нет, — сказал он, похлопав по крыше ее дешевой машины.
— Умерьте ваши, сарказм и высокомерие, — попросила Анна-Лиза, — мне надо с вами кое о чем поговорить.
— Но у нас будет полно времени, чтобы обсудить все за ужином, — произнес Рамон, раздражающе растягивая слова. Окинув ее взглядом с головы до ног, он усмехнулся: — А что, разорванное платье и разводы грязи — сейчас последний крик моды, или я что-то упустил?
— Нет, — сказала она, прикрывая рукой обнаженное бедро. — И я не понимаю, как у вас еще хватает наглости говорить об ужине!
— А разве это не то, о чем мы договаривались? — спокойно спросил он. — Мне кажется, что совместный ужин — отличный способ обо всем поговорить.
— Это потому, что вы не видели того, что видела я.
— Понятно, — произнес он, искоса посматривая на нее.
Ей необходимо найти какой-нибудь способ, чтобы уничтожить эту улыбку в его глазах. Упершись руками в бока, она сердито уставилась на него:
— Не делайте вид, что вам неизвестно, о чем я говорю…
— И о чем же вы говорите? — поинтересовался Рамон, грубо оборвав ее. — В чем вы меня теперь обвиняете?
Когда он приблизился, Анна-Лиза выставила вперед руки, чтобы сдержать его.
— Отпустите меня! — вскрикнула она, тщетно пытаясь оттолкнуть его. Но он только еще крепче сжал ее.
— Ну, нет, — сказал ей Рамон, — вы так легко не отделаетесь. Вам придется ответить за свои обвинения точно так же, как и за свои поступки, сеньорита Уилсон. Мы обсудим это в доме.
— Ноги моей не будет в вашем доме! — яростно произнесла она, рванувшись назад.
— Это моя территория, и здесь решения выношу я. — Он подхватил Анну-Лизу одной рукой и понес в дом. Открыв плечом, дверь в просторную гостиную, Рамон опустил ее на кожаный диван кремового цвета. — Объяснитесь.
— Хорошо, — сказала она, вскакивая.
— Боже мой! — воскликнул он, в притворном волнении всплеснув руками. — Давайте поговорим обо всем спокойно. Я вижу, что вы чем-то расстроены…
— Какая проницательность! Мои деревья уничтожены… И вы хотите, чтобы при этом я оставалась спокойной?!
— Вот. Вытрите лицо, — сказал он, протягивая ей чистый белый платок.
Она даже не заметила, что плачет.
