— Я никогда до этого не плавала так поздно, — произнесла она.
— Да вы могли погибнуть! Madre de Dios![9] — воскликнул Рамон, испугав ее своей горячностью.
— Извините, я не могу понять…
— Я тоже не могу понять, — вспыльчиво прервал ее он, — как Анна-Лиза Уилсон, о которой я столько слышал в поселке, могла совершить нечто подобное!
Значит, о ней говорили в поселке, и, что хуже всего, Рамону было известно об этих сплетнях.
— Что вы слышали обо мне? — спросила она, нетерпеливо ожидая ответа. Ее навыки садовода не выдержали бы строгой критики.
— Самостоятельность сеньориты Уилсон, ее сообразительность, ее здравый смысл… Здравый смысл?! — взорвался он.
Прошло несколько мгновений, прежде чем она поняла, что он дразнит ее. Вдруг он схватил ее за руку:
— Вы ведете себя таким сумасшедшим образом только из-за меня?
— Не будьте смешны! — запротестовала Анна-Лиза, пытаясь не замечать, что они оба практически обнажены.
На некоторое время между ними повисла тишина, а потом он отпустил ее.
— Вы вся дрожите. Совсем не удивительно, после того, что вы пережили. Нам лучше пойти.
Оказавшись вновь в своей постели, Анна-Лиза села, обхватив руками колени. Помадкин лежал у ее ног, и она слышала, как кошки бродят за дверью.
Никто не мог ожидать, что ее столь драматическое спасение закончится именно так…
После того, что произошло, она была очень подавлена, и он тоже… Она нахмурилась, подыскивая правильные слова. Весьма рассудительно? Нет, слово «рассудительно» сюда не подходило.
Ей теперь придется решать еще одну проблему, не говоря уже о новом предмете одежды. На этот раз речь шла о банном халате, прибавившемся к ее коллекции трофеев, добытых в семье Крианца Перес. Но чем чаще она видела Рамона, тем больше…
Неожиданно раздавшийся звонок телефона прервал ее мысли. Она услышала голос, и у нее перехватило дыхание.
— Я звоню, чтобы убедиться, что с вами все в порядке.
Это была абсолютно банальная фраза. Однако в его голосе чувствовались не только забота, но также теплота и сочувствие.
— Я действительно сожалею о том, что произошло сегодня ночью, — честно призналась она, пытаясь направить разговор в безопасное русло. — Спасибо вам за все, что вы для меня сделали, и за то, что позвонили.
— Никогда больше не поступайте со мной так, — произнес он почти что шепотом.
— Мне жаль вашу одежду… — услышала она свой собственный ответ.
— К черту одежду. Вы…
— Настоящая головная боль для вас. Я знаю, — неловко попыталась пошутить она, чтобы отвести разговор от опасной темы.
— Вовсе нет, я просто собирался сказать, что вы уникальны, — поправил ее Рамон.
Анна-Лиза приказала себе ни в коем случае не придавать этой фразе какого-то особого значения. Ведь каждый человек, в конце концов, уникален, в этом нет ничего удивительного.
— Я собираюсь пригласить вас поужинать со мной завтра вечером, — произнес Рамон.
— А если я откажусь?
— Не отказывайтесь.
Эта фраза привела ее в трепет. Но, вспомнив о Маргарите, она поспешила добавить:
— Только учтите, что мой вечер начинается довольно рано.
— Вот и отлично, я уверен, что смогу согласовать это с моими планами.
— Буду ждать с нетерпением.
— Я тоже, — тихо произнес Рамон. — Спокойной ночи, Анна-Лиза… Приятных вам снов.
— Спокойной ночи, Рамон, — прошептала она и задумалась, все еще прижимая к себе трубку, в которой давно уже раздавались короткие гудки.
Анна-Лиза проснулась, словно от толчка. И только когда раздалось второе по счету пронзительное кукареканье, она поняла, что так резко пробудило ее после неспокойной ночи.
— Чертова птица! — простонала она, взглянув на часы. Еще не было и пяти. Но важный куриный воевода с каждым утром просыпался все раньше, — что было явным признаком приближающейся весны. Даже плотно накрыв голову подушкой, она все равно продолжала слышать его пронзительные крики.
Смирившись и отбросив подушку, Анна-Лиза зевнула, потянулась и глубоко вздохнула, подумав о предстоящем вечере с Рамоном. В этот раз она не подкачает. Никакого шампанского, никаких сомнительных нарядов и, конечно же, никаких ночных заплывов.
Покормив животных и прибравшись в доме, она решила посетить новый косметический салон, совсем недавно открывшийся в Маоне, и купить себе что-нибудь из одежды. Это было недешево, но она специально отложила деньги, чтобы подбодрить себя в сложный момент, потратив их на наряды. И после того, что случилось прошлой ночью, это было, как нельзя кстати! Кроме того, она хотела выглядеть на все сто, чтобы сразить Рамона наповал.
Анна-Лиза вышла из дома. Яркое солнце уже играло красноватыми бликами на терракотовых булыжниках, которыми был вымощен двор. Когда она только приехала, ее удивляло, как быстро утренняя заря на Менорке прогоняла душную ночь. Здесь не было никаких томительных серых сумерек, к которым она так привыкла в своей туманной Англии. Утро наступало очень рано и быстро. И это ей нравилось гораздо больше.
— Из тебя выйдет отличный суп, — поддразнила она петушка, бросив ему на землю горсть зернышек. Но он прекрасно знал ее и только чуть громче кукарекнул, присоединяя свой голос к соседскому хору.
Отвлеченная, более сладкоголосым пением птичек, поселившихся в ее апельсиновых садах, Анна-Лиза перешла двор и направилась туда, откуда открывался наилучший вид всего ее владения. Она никак не могла привыкнуть к мысли, что вся простирающаяся до горизонта долина и даже окутанные туманом холмы принадлежат ей.
Опустив на землю корзину с кормом, она вскарабкалась на нижние слеги деревянных ворот, отделявших двор от земельных угодий, и подперла руками голову. Ранние зеленые листочки только-только начали показываться на извилистых черных ветках апельсиновых деревьев, а легкий ветерок, повеявший с полей, доносил до нее нежные ароматы тимьяна и дикого мирта, уничтожавшие последние страстные мускусные запахи средиземноморской ночи.
— Святые небеса! — воскликнула она, оглядываясь. Было сложно поверить, что этот рай может существовать на самом деле.
По дороге к дому Анна-Лиза не переставала улыбаться. Сразу же после салона красоты она зашла в магазин купить себе новое платье. Белое, простого покроя и чрезвычайно изящное, оно стоило слишком дорого. Но это не имело значения, по крайней мере, сегодня. Сегодня был особенный день. День, который должен был определить всю ее дальнейшую жизнь. Никогда еще до этого момента на нее не наводили такого лоска. Не существовало и дюйма ее тела, который не был бы вычищен, выщипан, отполирован и ухожен. После того, как ее от шеи до лодыжек покрыли толстым слоем чего-то липкого, вязкого и зеленого, завернули в большой лист фольги и слегка «пропекли», а затем, наконец, сполоснули под холодной струей воды, Анна-Лиза была готова ко всему.
