мне что-нибудь.
— Сколько дней прошло? — шепотом спросила я. Мой собственный голос показался мне каким-то далеким и чужим.
— Три, — ее голубые глаза были полны жалостью.
— Как тебя зовут?
— Ариана.
— Красивое имя, — все так же шепотом говорила я.
— Сейчас тебе принесут еду. Не ешь все сразу. В душ пойдешь завтра, вряд ли у тебя есть на это силы. Ну все, отдыхай, — она уходит.
Никогда еда не казалась мне такой вкусной. Я ела медленно, стараясь запечатлеть вкус каждого кусочка. Затем я легла на кровать и уставилась в окно. На улице уже темнело. Я все еще ощущала прохладный ветер и капельки дождя на лице. Почему меня так быстро схватили? Я же слышала голоса и они были далеко. Я должна была успеть пробежать хотя бы пару десятков метров.
Я встала и пошла к крану с водой, умыла лицо, руки и шею. Всю грязь на своем теле я чувствовала так, будто меня измазали глиной. Завтра меня отведут в душ, а это значит, что все начнется по новой. И к кому меня отведут? Придет ли он ко мне или посчитает, что это для него низко? Я не хочу его видеть, боюсь того, что он со мной сделает. Вообще никого не хочу видеть.
“Поэтому тебе завязывают глаза”.
В эту ночь я спала спокойно, мне совсем ничего не снилось впервые за последнее время. На следующий день я уже чувствовала себя лучше, но никто за мной не пришел. Целый день прошел в ожидании неизвестно чего. Я ходила туда-сюда по комнате и ждала что меня отведут на порку или пустят по рукам и доведут до состояния Эми, или же снова где-нибудь запрут. Но ничего не случилось, день прошел мимо меня.
В соседней комнате за стеной явно кто-то был, но я не пыталась поговорить или подать какой-то знак о своем присутствии. Лучше не привязываться к людям, ведь я все равно их теряю, и теряю самым ужасным образом.
На следующий день ко мне пришла Мария со второй женщиной. Весь их вид кричал о том, что они хотят меня прибить. Кроме всего обычного они надели на мои ноги что-то вроде кандалов (может это и были кандалы), и не сняли их даже когда я мылась.
Мылась я довольно долго, потому что пыталась смыть не только грязь, но и всю тяжесть и боль последних дней. После душа я чувствовала приятное очищение, однако, когда меня оставили одну, страх вновь вернулся. Я с ужасом ждала того, что сейчас произойдет. Ожидание было долгим, кто-то явно запаздывал. А, может, так было запланировано? Глупость какая.
Кто-то зашел и подошел ко мне. Он отстегнул мои руки от кровати, помог мне сесть и завязал узлом на шее уголки ткани, которая прикрывала мое тело, так, что она не спадала. Зачем?
Я прижалась коленями к груди, а он удерживал мои руки рядом со ступнями.
— Снова ты?
Удивительно, каким странным образом я его узнавала. Аромат его кожи сейчас я могла бы отличить от сотни других.
— Меня все беспокоит вопрос, кого же ты здесь ждешь кроме меня? — его голос был спокойным.
— Никого, — тихо отвечаю я. — И тебя в том числе, — еще тише добавляю я.
— Что же мне с тобой делать, Софи?
Он не прикасался ко мне. Даже мои руки он удерживал, хватаясь только за цепь наручников.
— Прости меня. А лучше… лучше убей прямо сейчас, — я готова сейчас разрыдаться.
— Ты не понимаешь, что говоришь. Последние пару дней не пошли тебе на пользу, — сказал он разочарованно.
— Нет, это ты не понимаешь. Она умерла из-за меня. Из-за меня! Я не смогла ей помочь ни тогда, когда нас схватили, ни сейчас. А должна была. Должна была, — не выдержав, я расплакалась.
— Ты слишком много на себя берешь, Софи, — его тон сменился на более мягкий.
— Нет. Эми была со мной, потому что помогала мне, потому что я ее попросила, — слова прерывались жалкими всхлипами.
— В любом случае, это был ее выбор.
— Ужасный выбор, погубивший ее собственную жизнь. Подобно тому выбору, который сделала я: послушалась рподителей и спряталась, пока их убивали. Я видела… видела, как выстрелили в папу, — слова лились из меня, будто дамбу прорвало. — Я видела, как пули прошли сквозь него, как он падал на колени, как его одежда пропитывалась кровью. Когда я подошла к ним, мама уже была мертва. И ее лицо, ее застывшие глаза снятся мне каждую ночь. Отец умер на моих руках. Все, что осталось от них, был маленький крестик, который папа носил всю свою жизнь. Его отняли у меня на границе и выбросили. Все, что осталось, — я положила голову на колени и громко разрыдалась как маленький ребенок.
— Ну все, перестань, — он взял мое лицо руками и вытер катившиеся по щекам слезы, которые уже не впитывала ткань повязки. — Многие теряют близких на войне, Софи. Не стоит винить себя. Твои родители сделали то, что сделали бы и остальные: они спасли своего ребенка.
— А я не хотела, чтобы они меня спасали. Мне нужно было, чтобы спаслись они сами.
— Прошлое не вернуть. И теперь ты знаешь, чего стоит твоя жизнь. Тебе следовало беречь ее, а не заявляться сюда с настолько глупой мыслью, что сможешь одна одолеть всех.
— Что? Откуда ты…
— Твоя, подруга была довольна болтлива, — ответил он, не дав мне договорить.
Вот черт. Хорошо, что я ничего не рассказала Эмилии про свою семью.
— Я была так зла. Убивают невинных людей просто так, ни за что. Почему? Это же бессмысленно!
— Это война, и в ней погибнут многие, если не все. И ты прекрасно это понимаешь. Ты сама пришла сюда убивать, ведь так?
— Месть была бы моим искуплением, — признаюсь я.
— Не думаю, что тебе стало бы от этого легче.
— А что мне было делать? — спрашиваю я с отчаянием.
— Это уже не важно. Смотри, куда тебя это привело.
— И что ты собираешься делать? Убьешь меня?
