В его словах девушке почудился вызов, и она его приняла.
– Давайте, только скоро будет готов кофе.
– Тогда мы вернемся. – Он сказал это мягко, будто успокаивая капризного ребенка, и Генриетта ощутила прилив ярости. Он думает, что она нервничает, оставшись с ним один на один? Думай что хочешь, Джед Винсент, мысленно сказала она, следуя за ним в сумерки, напоенные теплом и ароматом летнего вечера.
На лужайке была только одна деревянная скамейка, на которую Джед и предложил Генриетте присесть. Когда он опустился рядом с ней, сердце у девушки забилось быстрее – она ощутила прикосновение его бедра к своему. От Джеда пахло тем же одеколоном, который понравился Генриетте еще раньше; едва уловимый лимонный аромат, смешиваясь с естественным запахом загорелой кожи, заставил девушку затаить дыхание, и мышцы ее живота невольно сжались, когда ее сосед вытянул руку вдоль спинки скамейки, придвигаясь ближе.
– Очень мило, – спокойно пробормотал он. – В доме было немного душно, вам не показалось?
Откуда она знает, что ей показалось?
– Вы были правы, назвав меня циником, – после продолжительной, наэлектризованной паузы произнес Джед. – Но ведь это вовсе не так ужасно, как вы считаете? – мягко спросил он.
– Я? Я… я не знаю. – Она действительно ничего не знала, когда аромат его тела обволакивал ее сознание.
– Я думаю, цинизм – это синоним осведомленности, – невозмутимо продолжал Джед, – а это может случиться в любом возрасте, в зависимости от обстоятельств.
– С вами это произошло рано. – Это было скорее утверждение, чем вопрос, но Джед охотно кивнул.
– Моя мать умерла, когда я родился, – бесстрастно заговорил он. – Я был единственным ребенком, так что детство мое прошло в некоторой изоляции. Отец так больше и не женился, хотя у него не раз завязывались… отношения, которые обычно продолжались не дольше нескольких месяцев. Он не очень хорошо умел общаться – вернее, вообще не умел, – но мы неплохо ладили, по крайней мере внешне. Наверное, потому, что он часто отсутствовал. А потом мне исполнилось восемнадцать.
За этим скупым рассказом явно скрывались далекие глубокие переживания. Генриетта чувствовала, что Джед, скорее всего, никогда раньше не распространялся на эту тему.
Она спросила совсем тихо:
– И что тогда случилось?
– Я познакомился с девушкой. – Он грустно улыбнулся. – Любовь на всю жизнь – знаете, как это бывает в восемнадцать лет. Я встретил ее в первый же день учебы в университете, и она приехала ко мне домой на Рождество, после того как я рассказал отцу, что мы безумно влюблены друг в друга.
– И она не понравилась вашему отцу?
Вероятно, отец Джеда очень настороженно относился к любовным связям сына, зная, что женщин будет привлекать как сам Джед, так и власть и богатство семьи Винсент.
– О, она ему понравилась. – Что-то в его голосе заставило Генриетту повернуть к нему голову, но она увидела лишь жесткий профиль. – Очень понравилась.
– Вы хотите сказать… – Генриетта не знала, как продолжить фразу.
– А ей понравилось то, что он мог ей купить, – хрипло произнес Джед. – Думаю, отец использовал ее, чтобы на практике доказать мне: все имеют свою цену. Я отлично усвоил этот урок.
– Я не верю, что… что всех можно купить, – поспешно возразила Генриетта. Рассказ привел ее в ужас. Отец – отец! – демонстративно и хладнокровно украл у сына его первую возлюбленную, так сказать в воспитательных целях.
Джед пожал плечами, его спокойный голос ничем не выдал эмоций:
– Как я и сказал, всегда есть исключения, подтверждающие правило.
– И сколько… это продолжалось? – рискнула спросить Генриетта.
– Несколько месяцев, романы моего отца никогда не тянулись дольше. Он откупился от нее спортивной машиной и парой других безделушек, так что расстались они, насколько мне известно, довольно мирно. В разгар романа она жила в Фотрингеме, а потом исчезла. Один друг рассказал мне, что она перешла в другой университет. Она умела выживать, – закончил он, и в его интонации прорвалась горечь.
Так вот почему он не любит бывать в Фотрингеме. Дом будит в нем воспоминания, от которых он предпочел бы избавиться.
– Вы говорили о ней с отцом, когда она уехала?
– Нет. – Джед бросил на нее холодный, непримиримый взгляд. – С того Рождества в Фотрингеме и до дня его смерти мы общались только по телефону. Он ни разу не предложил встретиться, чтобы все мне объяснить, а я не настаивал.
Зачем, зачем он ей все это рассказал? Она не хотела воспринимать его как ранимого человека из плоти и крови, которому может быть больно и плохо. Это опасно, очень опасно.
– Мне очень жаль, Джед. – И ей действительно было от всего сердца его жаль.
– Сам не знаю, зачем я вам все рассказал. – В его угрюмом голосе ей послышалось удивление, и девушка почувствовала, что он говорит правду, отчего ее собственная растерянность только усилилась.
– Может… просто настало время с кем-то поговорить? – неуверенно предположила она и, встретившись с ним взглядом, прошептала: – Джед, не надо…
Этот поцелуй был совсем не похож на предыдущий, тот, много недель тому назад. Джед прижимал ее, и сила, дикая и необузданная сила его объятий кружила девушке голову, наполняя все ее существо сумасшедшими ощущениями. Она чувствовала, как он дрожит, и неожиданно это вызвало в ней примитивный отклик. Генриетта с ликованием отдалась его пьянящей силе, ее самообладание исчезло без следа.
Джед отпустил ее так же неожиданно, как и поцеловал. Тяжело дыша, он поднялся на ноги и проговорил срывающимся голосом:
– Лучше вернуться в дом, Генриетта.
– Да… – Она не могла пошевелиться, голова кружилась, колени подгибались. Это было унизительно, стыдно, но она ничего не могла с собой поделать.
– Боюсь, твой брат и его жена не пришли бы в восторг, увидев нас лежащими под цветущими яблонями, – мягко заметил Джед, повернувшись к Генриетте, и она увидела, как блеснули в темноте его голубые глаза.
– Вряд ли что-то подобное могло произойти, – с трудом выговорила она.
– Да? – Он пронзил ее взглядом. – Даже не знаю, обрадоваться мне или обидеться. Вы действительно верите, что я смог бы остановиться? – Он лукаво приподнял бровь. Генриетта смотрела на него, не двигаясь. Что-то он больно развеселился.
– Я не имела в виду, что вы сможете остановиться, – железным тоном произнесла она, и кровь отхлынула от ее щек, делая их белее бумаги. Неужели Джед всех женщин целует так! Эта мысль ранила ее сильнее, чем она могла бы предположить, и окончательно уничтожила зародившуюся после его признания нежность.
– Очень любопытно! И что же тогда…
