Она аккуратно сложила скатерть Синтии и положила к себе на колени.
— Ты же знаешь, какая жизнь в маленьком городе, Бретт. Или ты выходишь замуж за соседа или остаешься незамужней навсегда.
Она опустила глаза, чтобы скрыть явное смущение, а затем подняла их снова, смело взглянув в его горящие серые глаза. Она вспомнила ту давнюю ночь, когда черноволосый юноша сказал ей, что хочет на ней жениться, а она испугалась его слов.
— Я не верю в замужество только ради замужества, — сказала Фиби уверенным, спокойным голосом, как бы подводя итог. — Я всегда говорила себе, что выйду замуж по любви или не выйду вообще. Может, мы переменим тему разговора? Пожалуйста, Бретт.
Губы Бретта превратились в тонкую полоску. Она только что призналась, что не любила никого, кроме него. А он так долго сомневался в глубине ее чувств. Но какое это имеет значение сейчас? Но, видимо, имеет, если ему уже кажется, что все прошедшие годы не смогли разрушить самую красивую и желанную любовь.
— Ты чувствуешь себя неловко, когда говоришь о любви? — растянувшись на кровати Синтии, спросил Бретт. Его движение было направлено на то, чтобы привлечь внимание Фиби к постели. — Я могу вспомнить время, когда ты пользовалась этими словами свободно.
Он имел в виду их последнюю ночь, когда она отдала ему всю свою любовь. Но сейчас в его тоне слышался сарказм. Фиби вздрогнула. Она вспомнила, какие слова шептал ей Бретт в ту ночь. Но, увы, их любовь умерла больше чем десять лет назад.
— Нет, Бретт. Но мне кажется, что спальня твоей матери — не лучшее место для таких разговоров.
Фиби очень нервничала и всеми способами стремилась перевести разговор на другую тему. Ей хотелось узнать подробности его жизни в Нью-Йорке. Откашлявшись, она спросила:
— А как ты? Наверное, у тебя много женщин. Ты собираешься жениться на какой-нибудь из них?
Бретт побледнел и на секунду замер в нерешительности.
— Да, в моей жизни много женщин. Но ни на одной из них я бы не хотел жениться. Думаю, вряд ли когда-нибудь еще я захочу жениться.
Последняя фраза была сказана с некоторым вызовом и оставила на его лице след горечи. И Фиби невольно подумалось, что она совсем не знает человека, с которым провела лучшие минуты своей жизни.
— Я не узнаю тебя, Бретт. — Он не ответил или не услышал ее слов. И тогда Фиби задала ему вопрос, который вертелся целый день у нее в голове: — Я не могу понять, зачем ты пригласил меня на ужин?
Он долго молчал. И она уже подумала, что он просто не хочет отвечать. Но в действительности он и сам не знал, чего хочет от нее. Вернее, не хотел признаться себе в этом. Его тело не слушалось его разума. Это чувство было ему знакомо. Жар охватывал его при одном взгляде на Фиби. Свет оттенял ее каштановые волосы, подчеркивая выразительность ее лица, и мягко ложился на гладкую, матовую кожу. Этот свет сделал из нее просто красавицу. Он уже мысленно снимал с нее тенниску, джинсы. Он не мог уже контролировать себя.
— Может быть, я хочу вернуть былые времена, — нарушил он затянувшееся молчание полуответом-полувопросом. — Или, может быть, я хотел отдать тебе вещи моей матери. Или, может быть, я просто не могу справиться с собою.
Фиби внимательно взглянула на него: что происходит с ним? Неужели страстное желание может вспыхнуть в них обоих с прежней силой?
Он смотрел на нее. Ему безумно хотелось попробовать вкус ее губ, дотронуться до волос, прильнуть к нежной коже груди. Фиби закрыла глаза. Она тоже не в силах была справиться с охватившим ее томительным наваждением, ее сводило с ума то, что она читала в его глазах.
— Я с трудом верю в это. Ты производишь впечатление человека, контролирующего свои эмоции, — сказала Фиби, когда обрела способность говорить. Их разделяло расстояние меньше фута, и Бретт стал медленно приближаться к ней. Она уже почувствовала мужской, приятный запах, ощутила горячее дыхание на своей щеке.
— Почему мне так хочется поцеловать тебя? — спросил он хриплым голосом.
— Видимо, в память о былом. — Фиби проговорила это так мягко и так восхитительно пробежалась язычком вдоль верхней губы, что Бретт не выдержал и притянул ее к себе.
Их губы слились воедино, Фиби закрыла глаза, чтобы в полной мере насладиться нежностью и сладостью его поцелуя. Она целовалась с другими мужчинами после его отъезда, но ощущения, которые заставлял ее испытывать он, были неповторимы. Ее тело освобождалось, становилось легким, невесомым. Оно воспаряло вместе с ее душой. Она приоткрыла свои губы, чтобы прошептать слова благодарности, но Бретт захватил эти нежные открытые губы своим ртом и раздвинул их мягкую плоть своим языком.
Как много времени безвозвратно прошло с тех пор, когда он впервые узнал вкус ее губ, запах волос и шепот ее страсти. Он почти забыл, как неповторима она была в своей искренности, какие восхитительные стоны вырывались из ее груди. Даже не имея сексуального опыта, Фиби инстинктивно чувствовала, как нужно отвечать на его ласки. И сейчас ее руки обвивали крепкую шею, ласкали могучие, широкие плечи, доводя все его тело до сладкой истомы. Ее пальцы перебирали его волосы, заставляя Бретта стонать.
Ее нежные груди плотно прижимались к его груди и передавали свою волнующую чувственность всему телу Бретта. Она приняла его настойчивый язык, расслабляясь под натиском силы и мощи. Этот затяжной упоительный поцелуй был верхом эротического искусства.
Его руки скользили по ее спине, как бы убеждаясь, что это и есть та самая Фиби, которую он любил своим мальчишеским сердцем. И которая жестоко предала его... В голове Бретта смешалось прошлое и настоящее.
Но вдруг он слегка отстранился. Он уже ненавидел себя за то, что так легко поддался ее чарам. Фиби удивленно посмотрела на него, пытаясь понять причину его отступления.
Бретт, однако, уже справился со своими чувствами, и Фиби, увидев недоверие в его серых глазах, тоже отступила. Всего миг назад она была готова поверить, что один поцелуй может примирить их.
— Зачем ты целовал меня? — спросила она, когда молчание стало уже невыносимо. Ее пульс выровнялся, и теперь она могла спокойно взглянуть в глаза Бретта.
— А зачем ты отвечала мне? — резонно спросил он в ответ.
— Наверное, по старой привычке, — ответила Фиби, разочаровывая Бретта своей невозмутимостью. Вся беда заключалась в том, что он желал ее теперь ничуть не меньше, чем в давние счастливые времена.
Он встал, подошел к ней и улыбнулся.
— Старым привычкам не место в наших новых отношениях, не правда ли? — спросил он, закрывая собою дверной проем.
Фиби не нуждалась в подсказке. Она позволила Бретту подтолкнуть себя по направлению к гостиной и с радостью покинула душную спальню Синтии. Какая глупость и недальновидность с ее стороны — принять приглашение Бретта. Особенно раздражала ее мысль, что все это она предвидела с самого начала. Фиби всем своим видом старалась показать, что не намерена задерживаться в его доме.
